Княжич Юра III

— Оу, — даже на миг опешила она от того напора, который прозвучал в моём голосе. Потом остановилась, быстро что-то обдумала, сообразила и вновь разулыбалась. — Нет, Юр, извини — исключение тебе не светит. Вадим Саныч меня уже предупредил на этот счёт. Я тут бессильна. Мой максимум — это обеспечить тебе недельку-другую изоляции от общества где-нибудь в медпункте или карцере. Медпункт в данный момент, благодаря тебе, всё ещё переполнен, так что — без вариантов, карцер.

— И смысл мне тогда с вами вообще разговаривать? — не удержался от разочарованного вздоха и разочарованных слов я. — В карцере я и сам легко могу прописаться, без вашей помощи.

— Ну, возможно, я всё же смогу тебе чем-то помочь? — не спешила сдаваться или растраиваться она, вместо этого продолжала предвкушающе и загадочно смотреть на меня с улыбкой.

— Не думаю.

— А всё же? Чего ты хочешь? Чего хочешь на самом деле? — не унималась психологичка.

— Свободы, — прорвался ответ сам собой. А я понял, что всё меньше и меньше себя контролирую — ей-таки удалось ей меня расшатать, подцепить и теперь начать раскручивать. Вопрос: обрадует ли её то, что теперь изнутри полезет. Справится она с потоком отборного дерьма, который я обычно старательно сдерживаю, да и вообще, пытаюсь как-то переварить, перевести в состояние «навоза», а затем «гумуса», который, вроде бы, уже и не говно, а удобрение. — Чтобы от меня отстали! Хочу стать никому не интересным…

— Именно поэтому ты решил стать певцом? — скептически вскинула бровь Лариса Валентиновна. — Публичным, известным и суперпопулярным?

— Никому из обладающих Властью, — поправил себя я.

— Но так ведь не бывает. Ты же и сам это понимаешь? Не может не привлекать внимания Власти придержащих популярный властитель дум. Это нонсенс!

— А жаль, — произнёс я и опять закрылся, так как вспышка закончилась, запал утих, напор лезущего из меня утих, и я снова владел собой.

— Всегда кто-то будет пытаться воспользоваться тобой и твоей популярностью. Но, разве это так уж плохо?

Я не отвечал. Интерес к разговору уже был потерян. Нет, я понимаю, что веду себя, как маленький, нелогичный и капризный ребёнок, но я — человек, а не сверхчеловек или Даос из маньхуа, чтобы быть совершенным и всегда поступать правильно. Любого из нас, достаточно лишь немного подковырнуть, поскрести ноготочком, чтобы выглянул сидящий внутри, постоянно сдерживаемый и ограничиваемый ребёнок. «Взрослая сущность» — это, на самом деле, очень большая редкость.

— Ю-ю-юр! — по-детски обиженно протянула она, то ли искренне, то ли подстраиваясь под тот уровень, до которого моё сознание опустилось. — Не будь букой! Нормально же общались-то?

Я не выдержал этого её умильного вида, этих глазок, и этой абсолютно «мемной» фразы, которая была очень популярна в мире писателя. Цитата не являлась точной, не была полной, поэтому вряд ли значила хоть что-то, кроме простого совпадения, но тон, выражение лица и контекст — всё это подобралось просто идеально. Так, что и специально-то не придумаешь. Так что, я прикрыл глаза ладонью и захихикал.

Улыбнулась и она. Светло и заразительно. Она ведь была очень симпатична, знала это, и, явно, умела отлично этим обстоятельством пользоваться.

— Давай, всё-таки, поговорим. Мне ведь, правда, очень нравятся твои песни, и я хочу помочь тебе. Помочь, чтобы ты мог написать и спеть их ещё много… — тут она прервалась и спохватилась. — Кстати!

Легко и красиво вскочила со своего кресла и поспешила к одному из шкафов, вроде бы, платяному, открыла его и достала на свет большой чехол, подозрительно знакомой формы.

— Вот! — протянула она его мне. — Открой. Я попросила одного из своих друзей, и он привёз её для меня… ну, точнее, для тебя — я ведь не умею на ней играть.

Я опешил. Руки уже сами по себе приняли и сомкнулись на чехле столь… желанной мной вещи.

Да уж, всё-таки, этот конкретный психолог не зря кушает свой хлеб — умеет находить слабые точки и места даже у таких «ёжиков», как я. Осознание этого момента пришло вместе с ощущениями тёплого дерева извлечённой из чехла гитары под ладонями, которая, прямо-таки, ластилась к моим рукам. Струны так и просили, чтобы пальцы мои пробежались по ним, легонько, пробуя и проверяя звучание с натяжением.

— Опасный вы человек, — тяжело выдохнул я, не имея ни моральных, ни физических сил сопротивляться зову инструмента.

— Опасный? Я? — весело изумилась она. — Я просто делаю свою работу, которую люблю — пытаюсь помочь маленьким мальчикам и девочкам, на которых свалилось всё это: Дар, Дворянство, Семьи, Кланы, долги, обязанности, обручение, служба, муштра, Лицей… Эх, если бы Неодарённые только знали, насколько многих всё это тяготит и ломает… так бы сильно нам не завидовали. Сыграешь?