Княжич Юра (СИ)

В ходе битвы оправившийся от ран Паладин лорд Раглан, атаковавший 3-й бастион, был встречен слаженной парой Богатырей Нахимова и Долгорукого. Роглан убит. Нахимов ранен. На Малаховом кургане встретились Паладины: генерал Ньёль, генерал Боске, прибывший накануне штурма, генералы Мэйран и Брюне, с Богатырями Меньшиковым, Истоминым и Тотлебеном. Паладины Мэйран, Брюне и Боске убиты. Паладин Ньёль отошёл. Меньшиков и Истомин смертельно ранены, Тотлебен — убит. Меньшиков и Истомин были доставлены в крепость, где, позднее, скончались от ран.

В результате штурма союзники потеряли убитыми и ранеными до 10 000 человек. Потери русской стороны за время обстрела и штурма составили 4800 человек.

4 августа войска Коалиции, несмотря на разрушение севастопольских укреплений и близость к ним своих подступов, не отваживались на штурм, а решили потрясти Севастополь новой (5-й) усиленной бомбардировкой в надежде достать оставшихся двух Богатырей.

С 5 по 8 августа огонь 800 орудий осыпал защитников непрерывным градом свинца; русские теряли ежедневно 900—1000 человек; с 9 по 24 августа огонь был несколько слабее, но тем не менее у гарнизона каждый день выбывало из строя 500—700 человек.

15 августа в Севастополе освятили мост на плотах (в 450 саженей) через большую бухту, спроектированный и построенный Витязем А. Е. Бухмейером. Осаждающие, между тем, подвинули уже свои работы на ближайшее расстояние к русским веркам, почти уже разрушенным предшествовавшей адской канонадой.

24 августа началась 6-я усиленная бомбардировка, заставившая умолкнуть артиллерию Малахова кургана и 2-го бастиона. Севастополь представлял груду развалин; исправление укреплений сделалось невозможным.

27 августа, после жестокого огня, союзники в полдень двинулись на штурм. Подле Малахова Кургана встретились Паладины Ньёль, Жан-Жак Полисье, Пехливан Омер-паша и Богатыри Нахимов с Долгоруким. В ходе семичасового боя, были убиты Нахимов, Ньёль, Полисье и Омер-паша.

Долгорукий был ранен, но цел. В последующие четыре часа войска Коалиции были уничтожены. Спастись бегством удалось только десяти самым быстроходным английским и французским винтовым судам, стоявшим на рейде дальше всех от берега.

На этом Крымская кампания была окончена. Дальше в учебнике шли всякие политические и экономические последствия, договора и прочее. Ну, как обычно, в общем.

Вроде бы ничего такого… если бы речь не шла о ста семидесяти тысячах человек, ранее упоминавшихся стоящими возле Севастополя. Сто семьдесят, мать его, тысяч человек! За четыре часа!

Я понимаю, что Долгорукий там оставался не один, что с ним были ещё тридцать с чем-то тысяч солдат и матросов. Но тридцать и сто семьдесят! При полном и подавляющем преимуществе их в артиллерии, стрелковом оружии, боеприпасах и кораблях.

Сухие строчки учебника, за которыми стоит что-то настолько чудовищное, что даже просто в голове не укладывается. И это «что-то» не о ком-то там далёком и сказочном, а о самом, что ни на есть близком — о моём родном отце!..

Мой отец — чудовище…

Кстати, дальше, через пару страниц учебника, там перестали по итогам существовать Османская империя и Сардинское королевство. А Англия и Франция надолго оказались выбиты из влияния в Черноморском регионе, но это уже политика, и совсем не так впечатляет. По крайней мере, меня.

Глава 12

* * *

Мой отец — монстр… Ну и что? Ну, монстр и монстр — с кем не бывает? Что ж теперь, вешаться, что ли? Или, как Княжич — водкой упиваться до полной потери самоидентификации? Так упился уже один разок — достаточно. Чего повторяться-то?

Мой отец — монстр. Узнать, понять, принять к сведенью и жить дальше. Главное, под горячую руку ему не попадаться и не оказаться на той стороне, которую он будет считать вражеской. А в остальном — жить себе, да жизни радоваться.

В особенности тому, что из всей этой дворянской тусовки удалось выскользнуть. У них ведь не только многожёнство и договорные браки там, у них и «Государева служба», и дуэли… Вон, Витязя Пушкина на Чёрной речке Баннерет Дантес через сердце ледяным шипом продырявил — спасти не успели. И закатилось «Солнце Русской Поэзии». А Ратник Лермонтов на Кавказе в лепёшку был раздавлен каменным кулаком Витязя Мартынова…

Последнее, конечно, дурной тон, и обществом порицается: дуэли, всё-таки — удел равных. Но факт — вот он, в учебник Истории записан.

Блин, да здешние учебники истории для меня поинтереснее самой забойной и забористой «классической» фантастики будут! Чего стоит только описание постройки Волго-Донского канала в начале шестнадцатого века, и «Волго-Дон — 2» в девятнадцатом… Писатель во мне просто выл от отчаянья и разочарования, когда приходилось от книг отрываться и делать что-то не связанное с получением новой информации. Однако, физо — это святое! Не писателю с этим спорить. В конце концов, это именно его убеждение, а не Княжича. Тот, физическими упражнениями всегда занимался исключительно из-под палки.

Да и читать не особо любил, больше внимания и времени уделяя просмотрам мультиков, «крутого» кино и видеоиграм.