Княжич Олекса. Сказ первый (СИ)

Александр отступил от кормильца, пораженный своим открытием: наставник его испугался, трясется от страха! Мальчик бросил последний взгляд на несчастного Фёдора — глаза старшего брата еще жили, а лицо мертвело с каждым мгновением. Княжич, перестав колебаться, кинулся туда, где лежало его — еще детское по всем меркам оружие, — и поднял лук, подаренный ему отцом для науки стрельбы. Александр попробовал натянуть тетиву, но не смог — не хватало свободы движения. Тогда кинжалом он разрезал тугой пояс, срезал петли, и, скинув тулуп на снег, снова взялся за лук.

В тот миг, когда Александр, не тратя времени на прицеливание, натянул тетиву, Федор Данилыч оглянулся на своего питомца.

— Олекса — нет! Нет!

Стрела, взвизгнув в морозном воздухе, вонзилась в глаз, пробила череп, и вышла с противоположной стороны. Со стального наконечника закапала черная и густая, как воск, кровь. Чудище, прилепившееся к Фёдору, отпустило мальчика, покачнулось на кривых мохнатых ногах, и замертво повалилось наземь. Копыта дрогнули один раз — другой… и замерли. Мусуд подбежал к телу чудища и не без опаски склонился над ним. Тварь не исчезла в этот раз, не растворилась в воздухе, а лежала убитая.

— Мертвая! Мертвая! — крикнул Мусуд соратникам. — Князь прибил её стрелою!

Осмотрев Фёдора, татарин сообщил, что мальчик жив, но без чувств. Это принесло всем облегчение. Мусуд укутал княжича как можно лучше и пододвинул к костру, чтоб обогрелся.

Александр продолжал, несмотря на колючий холод, крепко сжимать лук, горящим взглядом буравя Федора Данилыча, стоящего с потерянным видом. Внезапно мальчик вынул из колчана еще одну стрелу. Натянув тетиву, Александр без малейшего колебания выстрелил в сторону своего наставника: стрела чуть не задела его щеку и впилась в темный ствол сосны позади Федора Данилыча. Кормилец вздрогнул, а дружинники, увидев это, вмешаться не посмели; они знали — по праву и обычаю князь может покарать тех, кого заподозрил в измене или трусости. Они не видели сейчас пред собою восьмилетнего мальчика, чей маленький нос покраснел на морозе, а побелевшие руки сжимали детский лук; они видели властного и сильного князя, которому обязаны подчиняться.

Александр приблизился к своему наставнику, пронзительно глядя на него. Он не промахнулся, стреляя в Федора Данилыча, а дал знак, с древних времен означающий, что подданный князя лишился его доверия.

— Тебя мой отец поставил хранить мою жизнь и жизнь моего брата, — сказал княжич. — А ты струсил, ты отступил перед врагом. Трус не может защищать княжескую спину! Трус не может учить князя воинской доблести, не может наставлять его в ратном деле!

— Твоя воля, князь, — прошептал кормилец, опустив голову. Чудилось ему, что с ним говорит не Александр, а его отец — грозный князь Ярослав и от чувства этого Федору Данилычу становилось страшно.

Александр помолчал, затем сказал твердо:

— Запомни, куда попала эта стрела! И запомни — она может прилететь и прямо в сердце!

Он отвернулся и зашагал туда, где лежал его тулуп. Мусуд, поняв, что Александр закончил с управством, прочистил горло и обратился к нему:

— Князь! Сжечь надо бы тварь. Так вроде принято с нечистой?

— Так сожгите… и других — тоже… — ответил Александр, натягивая тулуп на окоченевшие плечи и не глядя ни на кого.

Несколько ратников корягами потеснили мертвое чудище в сторону, следом бросили на него убитых ратников, закидали всё сушняком да корой и подожгли; когда огонь занялся, бросили весь запас дров, чтоб от жара и кости прогорели. Запахло паленой шерстью и жженым мясом.

На восходе небо заалело, а звезды поблекли. Долгая ночь подошла к концу. Медленно, крадучись, на лес наступал рассвет, загоняя тьму в расщелины, овраги, ямы, под валежник и бурелом, где тьма еще поклубилась немного, пока окончательно не растаяла. Пришло долгожданное утро.

Фёдор очнулся и, постанывая, попросил воды. Ему дали талого снега и еще медовухи, чтоб прибавить сил. Княжичу стало легче, и он спросил, что же произошло.

— Жутко сказывать, — ответили ему. — Анчутка в гости захаживал!

— Анчутка? — слабо переспросил княжич.

— Бес лесной! Правду лесовики говорили — обитался он здесь… Говорят, раньше она, эта чертовщина разная, от людей вовсе не пряталась, на глаза всюду показывалась. А нынче век люди живут и даже вполглаза не встретятся с лукавым, и уж веровать-то перестают, что есть оно — зло это где-то!… А мы вот повстречались, себе на горе…

Всем не терпелось покинуть это проклятое место. Перед отбытием Александр отдал приказания двум ратникам: одному велел посадить пред собою в седло ослабевшего Федора, чтобы следить за ним, а другому — позаботиться о несчастном Даниле Заточнике. Оседлав коня, Александр повернулся к Мусуду и сказал просто:

— Ты, Мусуд, поедешь о мою правую руку, — и тронул коня.

Федору Данилычу ничего не оставалось, как плестись позади. Александр, гневясь, отвернул свою благосклонность от его лица — юный князь сам назначил себе охранителя.