Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

Засмотрелся княжич Иван на лик Фомы, благообразный, с большими синими глазами, обрамленный густыми седыми волосами и темной еще бородой. Но инок Фома только скользнул взглядом в сторону княжичей и больше не глядел на них. Слушая внимательно князей и княгинь, молчал он, и только к концу трапезы, когда гости и хозяева веселей стали и слез больше уж не было, возвысил он звонкий и приятный голос свой и сказал тихо, но внятно:

– Возблагодарим Господа Бога нашего и за горести и за радости. Пресечем печали своя и взывания. «Вскую печалуешься, душе? Вскую смущаеши мя?» Восхвалим и блага Господни, ибо не оставляет Бог нас, рабы Своя, без утешения. Ныне и мы, по глаголу псалмопевца Давида, рещи можем ко Господу: «Обратил еси плач мой мне в радость…»

На другой день после заутрени и завтрака отослали княжичей Ивана и Юрия с Илейкой да Васюком на прогулку по кремлю. Родители же их остались один на один с князем и княгиней тверскими, без бояр и слуг. Вышел Иван из покоев с Юрием и дядьками своими, дивуясь тому, что отец не задерживает его, как всегда задерживал и в Угличе и в Вологде при всех беседах с князьями, с боярами и отцами духовными. В шубах и валенках вышли они на двор. День стоял ясный и теплый, ослепило княжичей яркое зимнее солнышко. Горят, сверкают лучи по снегу, и кажется, будто тает наст на сугробах и крышах, – так легко и радостно дышать снежной свежестью.

– Снегом пахнет, – сказал Юрий и засмеялся от удовольствия.

Иван глубоко вздохнул и тоже улыбнулся весело.

– К оттепели это, – пояснил Илейка, – вишь, ветер-то с полудня тянет чуть слышно, а может, к снегу.

Васюк рассмеялся и добавил:

– А может, и к морозу… Эх ты, человек божий, обшит рогожей.

В это время с паперти церкви Христа Спасителя послышалось пение и звон струн. Илейка, хотевший что-то возразить, услышав пение, шутливо отмахнулся от Васюка и воскликнул:

– Айда стихары слушать!

Подойдя к церкви поближе, увидели княжичи нищую братию у паперти. Сидят тут пятеро без шапок, в полушубках рваных, замызганных. Трое слепых из них, седые и лысые, но все бородатые, на грецких гуслях-псалтырях играют, а двое зрячие, молодые, поводыри их, с ними вместе поют. Слышит Иван знакомый стих о голубиной книге. Вот поводырь, что помоложе, запевает один чистым высоким голосом:

От чего у нас белый, вольный свет?

Ответ поют все пятеро, складно и благостно, голоса сливая со звоном струн псалтырных:

У нас белый свет от Господа,
Самого Христа, царя Небесного…

Остановились княжичи и дядьки их у паперти, слушают. Вот опять запел поводырь:

От чего у нас солнце красное?
Снова ответили вместе все пятеро:
Солнце красное от лица Божьего,
Самого Христа, царя Небесного…

В это время вдруг зазвонили в колокола на звоннице – так пришлось по чину церковному, – и не слыхать стало пения нищих. Пошли было княжичи дальше, да звон прекратился вскорости. Иван, любя пение духовное, повернул назад, к паперти. Нищие успели пропеть уж многое из вопросов и ответов и пели теперь на другой уклад. Поводырь подряд пропел пять вопросов, повторяя уже пропетое ранее:

От чего у нас ум-разум?
От чего наши помыслы?
От чего у нас мир-народ?
От чего кости крепкие?
От чего телеса наши?

На все это, также подряд, впятером опять, под звон гуслей-псалтырей нищие ответили:

У нас ум-разум самого Христа,
Самого Христа, царя Небесного.
Наши помыслы от облак небесных,
У нас мир-народ от Адамия,
Кости наши от сырой земли,
Кровь-руда от Черна моря…

Неожиданно подошел тут плешивый юродивый. Бьет он в ладоши, будто крыльями петух, кричит по-петушиному, клохчет, кудахчет по-куриному. Не понравилось это Ивану и Юрию, быстро пошли они прочь, а дядьки за ними, бросив нищим в шапку деньгу, где она звякнула о другие. Не скупились молящиеся, выходя из храма. Княжичи направились к большой башне – стрельне с воротами и подъемным мостом. Не доходя немного до ворот, встретили они князя Федора Шуйского, наместника кашинского, ехавшего верхом на коне к хоромам великого князя Бориса Александровича. Узнав княжичей, Шуйский спешился и отдал поводья сопровождавшему его стремянному.

– Будьте здравы, – сказал он, кланяясь.

– Будь здрав и ты, – отвечали княжичи и, отдавая поклон, нерешительно добавили: – Покажи нам, Федор Юрьич, стены и пушки, будь добр.

Шуйский пошел с мальчиками к воротам башни и, вызвав начальника караула, повел их по внутренним лестницам башни на широкие стены, рубленные из крепкого столетнего дуба.