Читаем Княжич варяжский полностью

На Поджара уже ближе к полудню наткнулся один из Прибысловых холопов, прибиравшийся в доме.

Обнаружив чужого на территории, холоп сначала испугался и даже заорал. Потом, приглядевшись, заметил, что тот связан, и, несмотря на протестующее мычание пленника, покинул клеть, решив, что это не его дело. Кто человека положил, тот пусть и убирает.

Вечером, когда проснувшийся Бур наконец-то вспомнил о нарушителе, последний был еще жив, что было единственным положительным моментом, потому что, пролежав почти двадцать часов в упакованном виде, подручный Левоты чувствовал себя, мягко говоря, нехорошо. Ему еще повезло, что варяги умели вязать пленных и кровообращение у него в конечностях не нарушилось.

Пленника развязали, напоили горячим киселем, без лишних нежностей отмыли от нечистот, переодели и привели наконец к Сергею.

— Тебе отрезать что-нибудь? — поинтересовался Сергей.

— Зачем?

Поджар выглядел не лучшим образом, но очень старался держаться с достоинством. Плечи расправлены, глядит прямо в глаза.

— Правильно спросил, — кивнул Сергей. — За что — ты и сам знаешь, а зачем? Ну например, чтобы ты стал поразговорчивей. Скажем, ухо? Траин…

— Я к тебе сам пришел! — занервничал подручный Левоты. — Сам! По чести! И сам все скажу! Спрашивай!

— По чести днем приходят, — заметил Сергей. — И в ворота, а не через забор.

Надо отметить, что Бур, сам того не желая, почти идеально подготовил клиента к беседе. Вот он, Сергей, сытый, с византийским кубком херсонского красного вина, сидит в удобном кресле на положенном хозяину возвышении. Рубаха на нем — тайского желтого шелка, штаны — синей очень качественной шерсти, туфли домашние, невесомые, из мягкой козьей кожи. На шее — гривна золотая, на пальцах перстни. И все — тоже золотые, кроме одного особого колечка с руной райдо. За спиной княжича — могучие желтобородые нореги-хускарлы только и ждут, с кого бы шкуру спустить небольшими фрагментами.

А вот пленник: голодный, измученный, в дешевом рабском исподнем, босиком, с каким-то мусором в свалявшейся бороде. И жутко перепуганный, хотя бодрится. Но, надо отметить, разум от страха Поджар не потерял. Скорее наоборот. Лихорадочно пытается отыскать правильные слова. Его можно понять. Скажет не то, белозерский княжич мигнет нурманам, и повиснет Поджар на столбе, а нурманы возьмутся за дело. Привычно, умело, не задавая вопросов. Вопросы — потом. Когда пытуемый будет мечтать только об одном: как угодить мучителям.

Поджар знал, как это бывает. Вот только до сего дня именно он был тем, кто задает вопросы. Но даже нурманов Поджар не боялся так, как этого юного княжича со скучающим равнодушным взглядом. Такие глаза Поджар видел только у одного человека: великого князя Олега Киевского, прозванного Вещим. Только один раз, да и то мельком глянул когда-то Олег на Поджара. И этого хватило, чтобы тот почувствовал себя букашкой на ладони. Сожмется кулак, и нет букашки.

«Они точно в родстве, — подумал Поджар. — Племянник? Или… сын?»

Насколько ему было известно, законных сыновей у Олега не было. Как и жены. И если… Эх, знать бы об этом раньше! И сам бы назад осадил, и Левоту отговорил… Левота! Стервь!

— Все так, господин, — покаянно проговорил Поджар, глядя в пол. — В ворота. Но не мог я в ворота. Не дали бы.

— И кто же, хотелось бы знать, мог остановить карающую десницу самого боярина Левоты? — усмехнулся Сергей.

— Левота и остановил бы, — глухо пробормотал Поджар. — Предал меня Левота. Всю вину на меня возвел. Хотел Прокую отдать, а самому непричастным сказаться.

— И ты бы признал?

— Признал, — не поднимая глаз, проговорил Поджар. — Все признают, если за них с толком взяться.

— Не все, — возразил Сергей. — Но это сейчас не важно. Ко мне-то зачем прибежал? Это ведь на меня твои люди покушались, не на Перятыча. Или думаешь, что я так мягкосердечен, что прощу врага?

— А некуда мне больше идти. А о тебе слыхал, что ты не мстителен, а мудр. Прибысла вон простил, и тот тебе предан теперь, как отцу родному.

— Тоже так хочешь? — Сергей заинтересовался.

— Хочу! — решительно заявил Поджар и рискнул поднять голову. — Пощади меня, и не будет у тебя человека верней!

Сергей, прищурясь, оглядел кандидата в верные. Да, такой человек ему бы пригодился. Толковый. Ловкий. И не слишком чистые дела проворачивать умеет. Так-то идея со встречей на озере была неплоха. Простенько, но эффективно. И провалилась лишь потому, что Поджар недооценил противника. Но если такого немного поднатаскать…

Вот только можно ли ему верить? Единожды изменивший, запросто изменит снова.

— Как узнал, что Левота собирается тебя отдать? — спросил Сергей.

— Свой человек у меня рядом с наместником. Он и сказал.

— А если он соврал или напутал?

— Не напутал, — покачал головой Поджар. — Я потом с Левотой говорил. Все подтвердилось.

— Сам и подтвердил? — удивился Сергей.

— Не словами. Взгляд у него стал особый. Злорадный. Я и раньше знал, что он меня не любит. Терпит, награждает щедро, потому что нужен. А теперь по роже его видно: не нужен я ему больше.

— И это все? Слова одного человека и взгляд другого?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия