Княжий отрок

— Девица ты кроткая, благочестивая, смиренная и от веселья все ж не сторонишься… — продолжал Григорий.

— Господине, скучать грешно, — улыбнулась молодая девушка.

— Что ж, согласна со мною стать под венец? — робко спросил Григорий.

— От меня препоны не будет, да и батюшка с матушкой этому не препятствуют, — ответила Оксинья.

— Ах ты, лапушка моя, свет Оксиньюшка, век с тобою проживем, горя не узнаешь!

Возвратились с поля Афанасий с женой, и вопрос о браке был окончательно решен.

— Как же ты, зятек богоданный, у князя позволения вымолишь? А ну как он не даст тебе его?

— И не думай об этом, Афанасий Савельевич, все это на себя беру: вымолю у князя, выпрошу, ты ничего не бойся!

— Что ж, лад, а там честным пирком да за свадебку, — пошутил пономарь.

— А где ж венчаться нам повелишь, батюшка названый?

Старик и старуха задумались.

— Може, в Твери пожелаешь, в соборном храме? — снова спросил Григорий.

— Куда тут в Тверь ехать, — заметила старуха мать, — решим, чтобы браку быть в нашем селе.

— Повенчаем мы тебя, молодец, с Оксиньей в нашей церкви великомученика Димитрия, — решил пономарь.

— Да и поживешь ты у нас тут, пока князь тебя к себе не потребует, — снова вмешалась старуха, не желавшая расставаться с дочерью.

— Как вы того пожелаете, богоданные родители, так то и будет, — согласился княжий отрок.

— Становитесь, дети, и помолимся вместе Господу Богу: мы вас с матерью образуем.

Пономарь достал с полки божницы старинный образ, жена его принесла из черной избы только что выпеченный каравай хлеба, и чинно, по обряду, благословили стоявших перед ними на коленях молодых людей. Григорий не помнил себя от счастья, он забыл даже, что пора ему вернуться в Тверь.

Венчание было решено справить еще до Спожинок, то есть до Успенского поста.

— Теперь Петровки кончились, время самое страдное начинается, — говорил Афанасий, — к первому Спасу немного посправимся, тогда и свадьбу отпируем. А ты, молодец, службой княжеской не пренебрегай: как бы не рассердился господин наш на тебя, что ты его на невесту меняешь и часто сюда ездишь.

Григорий и сам понимал, что нельзя так часто отлучаться из Твери.

— Правду говоришь, тестюшка, нужно мне и в Тверь ворочаться.

Не хотелось княжему отроку покидать дорогую его сердцу невесту. Какое-то тягостное предчувствие удерживало его в Едимонове.

— Тяжело мне с тобою расставаться, Оксиньюшка, — говорил он девушке, — так вот и щемит ретивое! Точно мы в последний раз с тобою видимся…

— На все воля Божья, — уклончиво ответила на его опасения Оксинья, — все в Его святой деснице.

Еще более опечаленный такими уклончивыми словами невесты, Григорий в тяжелом раздумье простился и неспешно отправился в Тверь.

— Неласкова ты что-то с женихом-то своим, — заметил пономарь.

— Да, уж не невестой и впрямь ты глядишь! — проговорила мать.

Задумчиво посмотрела на них Оксинья.

— Не дивитесь тому, родимые мои… Названый мой жених по-своему решил, а Бог, может, и по-другому устроит.

— Несуразное ты, доченька, толкуешь, — упрекнул ее отец, — коли не хочешь за княжего отрока идти замуж, никто тебя и не неволит, только неладно, что обещалась ему, а сама как будто и не рада своему счастью…

XXIV

Полный и радостных надежд и тягостных сомнений! возвращался Григорий в Тверь. Все его думы были заняты; одною Оксиньей, он ни на одну минуту не мог забыть о своей невесте, желанной подруге всей своей жизни. Поздно вечером прискакал Григорий в город.

Второй княжий отрок, Максим, заменявший Григория у князя, встретил его около княжеских палат.

— А тебя князь не раз сегодня спрашивал.

Только теперь Григорий очнулся от своих мечтаний и вспомнил про свою службу.

— Як нему сейчас пройду, — ответил он отроку. Максим усмехнулся.

— Ишь ты, хватился, да его и в Твери-то нет.

— Где же князь?

— На охоту в Лисицы уехал.

Снова какое-то непонятное предчувствие сжало сердце Григория.

— Вернется к утру? — спросил он Максима.

— И думать не моги. Он недавно только еще отправился, пожалуй, день-другой на ловле пробудет.

— Как это я с ним расстрелся, ведь той же дорогой ехал!

— Князь с ловчими правее, бором забрал.

Досадно было Григорию. Раньше двух дней ему не удастся поговорить с князем о своем деле.

Хочется ему поделиться хоть с кем-нибудь своим счастьем. Юноша бросился к боярину Матуре и прерывающимся от волнения голосом рассказал ему всю историю своего сватовства.

— Ой, и прыток же ты, парень! — покачал головой старый боярин. — Как же ты решился на такое дело, не испросив раньше позволения у князя? А вдруг он тебе не позволит, что тогда?

— Брошусь перед ним на колени, выпрошу, вымолю согласье, знаю, что разрешит, любит князь меня.

Улыбнулся старый боярин.

— И то правда, любит он тебя, Григорий, не станет поперек твоего счастья.

Веселый вернулся с ловчей потехи князь. Давно не видел Матура его таким. А все это вышло от неожиданной встречи в монастыре. Прискучившая ему местность около села Лисицы, куда он за последнее время часто выезжал на лов, заставила Ярослава отправиться дальше вниз по Волге, в поисках красного зверя.