Княжий пир

Высоко по синему небу летело что-то странное. Присмотревшись, они с трудом различили карлика с длинной седой бородой, в огромной чалме, широких синих шароварах, даже сафьяновые сапожки рассмотрели. Борода свисает ниже его сапог, а там, вцепившись как рак, висел человек. Одежда поблескивает, из чего Залешанин понял, что человек в доспехе или хотя бы в кольчуге с парой булатных пластин. И в шлеме, вон как сверкает!

В правой руке неизвестного витязя искорка, явно размахивал мечом, но даже Залешанину было ясно, что не ударит колдуна-карлика, иначе оба рухнут с высоты. А карлик таскает под облаками в надежде, что у того ослабнут пальцы, соскользнет…

– Ничего себе, – выдохнул он. – Это ж как ухватиться надо!.. У него руки как у того больного рака, которым ты пытался меня отравить.

Рагдай сказал знающе:

– Он бороду на кисть намотал. Так держаться легче. У них сейчас кто кого пересилит. Карлик тоже устанет, но, как только опустится на землю, тот с мечом его сразу же… Или даст по голове, сунет в мешок, чтобы в Киеве хвалиться диковиной…

В голосе витязя сквозило восхищение. Он провожал долгим взором летящую пару, пока те не скрылись из виду в сторону востока. Залешанин покачал головой:

– В поле схлестнуться с каким дурнем, я еще понимаю… но чтоб вот так оттуда землю увидеть? Нет, такие подвиги не по мне. Лучше уж смердом. Что за чудище с такой бородой?

Рагдай и без того ехал, усиленно гоняя морщины на лбу. Глаза стали задумчивыми, а голос нерешительным:

– Слыхивал о некоем колдуне Черноморде… Где-то на Востоке живет, чародей могучий, даже шапка-невидимка есть… Видать, кто-то из наших отважился схлестнуться.

Залешанин подумал, предположил:

– А может, по нужде пришлось.

– По чести, – возразил Рагдай.

– По чести так по чести, – не стал спорить Залешанин.

Белоян отшатнулся от чары, где на тяжелой маслянистой поверхности отвара возникали и пропадали привычные рожи нежити, кикимор, мавок, но внезапно их как смело огромным веником, а из черноты уставились страшные глаза, полные нечеловеческой злобы, а губы уже сложились для заклинания.

Дрожащими пальцами бросил в отвар щепотку чаги, истолченной со сгинь-травой, взметнулся синий дымок, словно порошок упал на раскаленную наковальню, поверхность отвара снова стала ровной и чудовищно неподвижной, хотя Белоян чувствовал, как вздрагивает даже пол.

– Оставайся здесь, – велел он отроку. – Если снова увидишь что-то… брось еще чаги! Только голову отверни, иначе… сам знаешь.

– Отвернуть? – переспросил бледный отрок.

– Отвороти, – поспешно поправился Белоян, который сам требовал точности в словах, ибо на точности держится любое заклинание.

Отрок, бледный и серьезный, кивнул так судорожно, что лязгнули зубы. Он знал, что стряслось с прежним помощником верховного волхва, и от одной мысли о таком все тело начинало трястись, как осиновый лист на ветру.

Белоян выбежал, пронесся как ураган через двор. Редкие челядины проводили уважительными взорами. Все в славянских землях знают, что медведь при внешней неуклюжести обгоняет скачущего коня, а Белоян был не простым медведем. Когда бежал, видели только серую смазанную тень, что мелькнула от одного терема к другому.

У коновязи огромный грузный богатырь неспешно седлал такого же огромного и черного, как грозовая туча, коня. Отроки суетились, пытались помочь, но богатырь столь важное дело совершал сам деловито и уверенно, с тщанием и любовью.

Белоян вскрикнул издали:

– О небо!.. Как хорошо, что я тебя застал!

Богатырь обернулся, на верховного волхва взглянули вечно сурово сдвинутые черные брови Ильи. Злодейски черная борода грозно выпячивалась вперед, а ноздри дернулись и приподнялись, как у хищной птицы крылья. В черных глазах вспыхнуло недовольство.

– А, медведемордый… Чего надо?

Белоян сказал торопливо, еле переводя дыхание:

– Илья, только ты можешь помочь!

– Давай удавлю, – предложил Муромец. – Чтоб детей не пугал своей харей! Сразу помогу всему Киеву.

– Илья, дело очень серьезное!

– Пошел ты, – ответил Илья свирепо. – От тебя одни беды. Не было еще случая, чтобы чего-то не стряслось, когда тебя послушаю. А с каждым разом все хужее и хужее.

– Илья, прошу тебя! Из Царьграда к нам направлен могучесильный богатырь-поединщик. Я смотрел на него через алатырь-камень. Видел, как бросает в небо булаву, едет целую версту, а потом ловит одной рукой! Кто это еще может сделать?

Илья покрутил головой:

– Врешь, поди? Для этого не только ловкость надобна, но и сила. А вот силы у нынешней молодежи и нету.

– Илья! – Голос волхва был настойчив. – Я видел это сам. Видел! Ты знаешь, я никогда не лгу. Если солгу, то потеряю дар волхвования. Он силен, как никто из киевских богатырей. Ни Лешак, ни Манфред, ни даже Добрыня…

Муромец подумал, отмахнулся:

– Будь помоложе, взыграло бы ретивое… Как же, отыскался наглец, что вроде бы сильнее! Ну, сильнее и сильнее. Пусть так думает. Я не побегу выяснять, так ли это. Пошел вон, а я буду пить и гулять!