Княжий удел

Монах ел неторопливо, тщательно пережевывая сухой хлеб, ломал ломоть на маленькие кусочки и отправлял в рот. Благодать. Вот и просидел бы так полжизни, да идти нужно, игумен велел.

В полуверсте раскинулось большое село. Монах увидел девок в ярких сарафанах, разодетых словно на Пасху, рядом, собравшись в стайки, стояли парни и молодыми петушками хорохорились перед девушками. Видать, отроки готовились к вечеру. До монаха доносились шутки парней и веселый смех девок. А едва стемнеет, молодежь, прячась от пристального родительского глаза, уйдет далеко за село в поле. Разведут костры, запоют песни.

Монах отломил еще кусок, подержал его на ладони и бросил в траву; сам поел, пускай и Божья тварь отведает.

Коряга под его телом шелохнулась, будто тяжко стало лешему держать на себе человека. Монах бережно завернул остатки трапезы в узелок и положил на дно котомки.

Сороки уже заприметили брошенный кусок и осторожно, с любопытством наблюдали за монахом, ожидая, когда наконец тот уйдет своей дорогой. Но вдруг они дружно снялись и разлетелись по сторонам, а скоро из леса показался отряд всадников.

Доспехи на всадниках были крепкими, да и потяжелее, чем у русских; сытые кони покрыты чепраками, вышитыми красными крестами. «Ливонцы, видать, – удивился монах. – Только откуда они здесь? – Но, разглядев поднятые впереди хоругви, успокоился. – Видать, дружина Василия Ярославича. Как великий князь в полон к Шемяке попал, так он сразу в Литву ушел, а теперь, видать, в родную отчину возвращается. Только ведь просто так Дмитрий Юрьевич его не пропустит. Опять кровушке литься».

Монах поднялся и, пряча под низким клобуком глаза, стал всматриваться в молодые лица. «И ливонцев среди них немало. Подмогу взял Василий Ярославич супротив великого московского князя. Эх, бедняги, лежать вам на чужбине. Навалят на ваши потухшие очи землицы, а тело сожрут черви».

Дружина была большая. Она уже протянулась на добрых три версты, а конца еще не видать. Копейщики и лучники шли вперемежку, на ходу перебрасываясь шутками. Видно было, что дружинники не торопятся, как не спешат люди, привыкшие к дальней дороге.

В парадных доспехах на сером жеребце впереди ехал воевода. Монах узнал Прошку – боярина Василия Васильевича. И он здесь! Кольчуга на боярине богатая: подол выложен длинными пластинами, а поверх брони зерцала, которые сверкали особенно ярко, заставляя монаха жмуриться.

– Эй, отец, пожелай нам победы и скорого возвращения! – крикнул Прошка, поигрывая саблей.

– Куда вы едете, добрые люди? – полюбопытствовал смиренно монах.

– Василия Васильевича едем из полона выручать.

– Как так?! – подивился монах. – Ведь Василий Васильевич уже месяц как на свободе! Шемяка к нему в Углич ездил, прощения у него просил, а потом Вологду в кормление отдал.

– Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал? – остановил Прошка коня.

– Он сам и сказал, – отвечал монах, – когда в нашем монастыре был на Белозерье. Братию он приезжал накормить.

– Вот как! – все более дивился Прошка. – Стало быть, его в Угличе нет?

– Как же это вы пошли воевать, не зная кого? – в свою очередь удивился монах.

– Не было нас на Руси, а до Ливонии и благие вести не сразу доходят. Что ты знаешь еще, старец?

– Все, кажись. – И, подумав, добавил: – Бояре к нему со всей Руси съезжаются… А еще женка его, великая княгиня Мария, у нас в монастыре рожала, так игумен повитухой был. Вот ведь как оно бывает… Василий тогда совсем растерялся, слепой ведь! А баб не доищешься.

– Как же она родила? Неужто монахи посмели ее тела коснуться?

– Куда же денешься? Трифон сначала очистительную молитву прочитал, а потом и бабы посмел коснуться. Так и принял чадо на руки. Он же и крестным отцом стал. Но только князь в монастыре не задержался, сразу в Тверь уехал, к великому князю Борису Александровичу, помощи просить против Дмитрия Юрьевича.

– Ведь не ладил же он с тверским князем?

– Не ладил, – согласился монах, – только Борис Александрович протянутую руку не отстранил, пожелал свою дочь видеть обрученной со старшим сыном Василия, тогда, говорит, и дружиной тебе помогу.

– А Василий что?

– Василий говорит, бери младшего, Юрия. А тверской князь не хочет: ты, говорит, дочь мою со старшим обручить должен, только тогда и поладим. А без моей помощи Дмитрия не одолеешь.

– А где сейчас Василий?

– В Твери, где же ему еще быть?

– Спасибо тебе, монах. Гонцов в Тверь слать надо. Ну теперь Шемяке не устоять!

– Это тебе спасибо, – отозвался чернец. – За правое дело стоите.

– Боярин Прохор Иванович, – подскочил к Прошке разудалый рында. – Татары в двух верстах показались! Мы на сопку поднялись, а они клиньями по полю идут. Боярин, что делать?

– Татар-то много?

– Тьма! В нашу сторону идут!

– И неймется им! – буркнул Прохор Иванович, чувствуя, как забурлила кровь перед сражением. – Черт бы их побрал. Веди! Где увидел? – И, поддав коню шпорами, поторопил рынду.