Княжна Джаваха

— Прощайте, княгиня! — неожиданно расшаркался перед нею Юлико с грацией и важностью маленького маркиза.

Она не поняла сначала, потом так и прыснула со смеху и, обхватив его за курчавую голову, вьюном закружилась по сакле.

— Однако княгине Бэлле не мешает поучиться хорошим манерам! — говорил мне на обратном пути мой двоюродный братец.

— Сиди смирно, а то ты скатишься в пропасть, — презрительно оборвала я его, обиженная за моего друга, отодвигаясь от Юлико в самый угол коляски.

* * *

— Ну, что Бэлла?

— Что княгиня?

— Много стада?

— Большой табун?

— Есть новые ожерелья?

Этими вопросами забросали нас Еме, Зара, Салеме, Фатима и другие подруги Бэллы, ожидавшие нас при въезде в аул. Они проводили нас до сакли деда и с любопытством слушали мои рассказы о житье молодой княгини.

— Слава Аллаху, если дочь моя счастлива… — сказал дед Магомет, направляясь к своему приятелю-мулле, которому он сообщал все свои и радости и невзгоды.

С его уходом опять посыпались на мою голову расспросы юных джигиток.

— А велика ли сакля бека?

— Много оружия?

— А нукеров много?

Я еле успевала отвечать на вопросы молодых татарок.

— О, как бы я хотела, волею Аллаха, быть на месте Бэллы! — искренно воскликнула миловидная, розовенькая Салеме, всплеснув руками.

— Что она говорит? — спросил Юлико, который не понимал языка лезгинов.

Я перевела ему слова девушки.

— Есть чему завидовать! — презрительно сказал он. — Вот у бабушки моей в Тифлисе действительно несметные богатства. У нас там дом в три этажа, сплошь засыпанный разными драгоценностями! Мы ели на золотых блюдах, а за одну только рукоятку дедушкиного кинжала можно получить целый миллион туманов.[30] А сколько слуг было у бабушки… В саду били фонтаны сладкого вина, а вокруг них лежали груды конфет…

— Вино запрещено Кораном, — вмешалась Зара, прерывая вранье моего кузена.

— Грузинам оно не запрещено. Только глупые магометане могут верить подобным запретам.

— Не смей оскорблять веру наших отцов! — крикнула Зара, и глаза ее загорелись злыми огоньками.

— Кто смеет говорить это мне, князю Юлико Джаваха? — ответил он и надменно обвел маленькими мышиными глазками собрание девушек.

— Перестань, Юлико, — шепнула я ему, — перестань, это может дурно кончиться для тебя!

— Да как же она смеет так относиться ко мне, природному грузинскому князю!

— Да какой ты князь! — недобро рассмеялась Зара. — Разве такие князья бывают? Вот наиб — князь… видный, высокий, усы в палец, глаза, как у орла… А ты маленький, потешный, точно безрогий горный козел с переломанными ногами.

И все три девушки, довольные остротой подруги, залились громким, бесцеремонным смехом.

Что-то кольнуло мне в сердце. Жалость ли то была, или просто родовитая гордость, не позволяющая оскорблять в моем присутствии члена семьи Джаваха, но, не отдавая себе отчета, я близко подошла к Заре и крикнула ей, заглушая ее обидный смех:

— Стыдись, Зара! Или в лезгинском ауле забыли обычаи гостеприимства Дагестанской страны?

Зара вся вспыхнула и смерила меня взглядом. На минуту воцарилось молчание. Потом она подхватила со злым смехом:

— А ты чего заступаешься за этого ощипанного козленка?.. Или он уделяет тебе от своего богатства? Или ты служишь унаиткой[31] в сакле его бабки?

Это было уже слишком… Моя рука невольно схватилась за рукоятку кинжала, висевшего на поясе. Однако я сдержалась и, чувствуя, как бледнею от оскорбленной гордости и гнева, твердо произнесла:

— Знай, что никогда ничем нельзя подкупить княжну Нину Джаваха!

— Княжну Нину Джаваха, — как эхо, повторил за мною чей-то голос.

Живо обернувшись, я увидела маленького, сгорбленного, желтого старика в белой чалме и длинной мантии, стоявшего неподалеку.

Что-то жуткое было в выражении его острых глаз, скользивших по нашим лицам.

— Это мулла… — шепнула мне Еме, и все девушки разом встрепенулись и опустили головы в знак уважения к его священной особе.

Мулла приблизился. Я не без тайного волнения смотрела на заклятого врага моего отца, на человека, громившего мою мать за то, что она перешла в христианскую веру, несмотря на его запрещение.

— Приблизься, христианская девушка… — чуть внятным от старости голосом произнес мулла.

Я подошла к нему не без тайного волнения и смело взглянула в его глаза.

— Хороший, открытый взгляд… — произнес он, кладя мне на лоб свою тяжелую руку. — Да останется он, волею Аллаха, таким же честным и правдивым во всю жизнь… Благодаренье Аллаху и пророку, что милосердие их не отвернулось от дочери той, которая преступила их священные законы… А ты, Леила-Зара, — обратился он к девушке, — забыла, должно быть, что гость должен быть принят в нашем ауле, как посол великого Аллаха!

И, сказав это, он кивнул мне едва заметно головою я пошел, опираясь на палку.

Когда вечером я спросила дедушку Магомета, что значит эта любезность старого муллы, — он сказал тихим, грустным голосом: