Княжна Джаваха

– Видишь ли, Джаваха, – обратилась ко мне при моем появлении Валя Лер, прелестная голубоглазая и беленькая, как саксонская куколка, девочка. – У Крошки пропала книжечка. Крошка не выносила книжечку из класса, значит, ее взял кто-нибудь из девочек. Стыд и позор всему классу! Между нами воровка! Этого никогда еще не было. Таня Петровская посоветовала нам целовать крест, чтобы узнать воровку. Воровка не посмеет подойти к кресту… или ее оттолкнет от него… или вообще произойдет что-нибудь чудесное… Становись, Джаваха, в шеренгу, сзади Мили Корбиной, и целуй крест.

Мои мысли были еще там, в маленькой приемной, около отца. Последние слова прощания звенели в моих ушах, и я едва слышала, что мне говорила Валя. Ей пришлось повторить.

С трудом наконец я поняла, чего от меня хотели: у кого-то пропала книжечка… подозревают каждую из нас… велят присягать…

Возмущенная и потрясенная до глубины души, я обратилась к классу:

– Я не знаю никакой книжки и не буду шутить священными предметами. Это богохульство!

– Но весь класс… – попробовала настаивать Лер.

– Мне нет дела до глупостей класса, – продолжала я гордо, – каждый отвечает сам за себя. Креста целовать я не стану, потому что это грешно делать по пустякам, да еще по ребяческой выдумке глупых девочек.

Едва я успела произнести эти слова, как все вокруг меня запищало, загалдело и зашумело.

– Как! Она еще смеет отнекиваться, смеет идти против класса, когда весь класс решил! – слышался отовсюду несмолкаемый ропот.

Я презрительно пожала плечами и отошла в угол.

Девочки, вдоволь накричавшись и нашумевшись, снова принялись за прерванное занятие. Они подходили по очереди к золотому крестику и целовали его. Валя Лер, в качестве благородного свидетеля, серьезно и важно следила за выполнением присяги. Наконец, когда все уже приложились к кресту, она громко заявила на весь класс:

– Это неслыханная дерзость: воровка или подошла к кресту, или…

– Ну а теперь все к своим партам, – скомандовала, прервав ее, Вельская, – и открывайте ящики! Если воровка не призналась, надо сделать обыск.

И вмиг все сорок девочек быстро кинулись к своим местам и подняли крышки пюпитров.

Я одна не двинулась с места.

– Джаваха! – дерзко крикнула мне Запольская. – Или ты не слышала? Открой свой ящик.

Вся кровь бросилась мне в голову…

Открыть ящик, позволить обыскать себя, позволить заподозрить в… страшно подумать даже, а не только вымолвить это слово…

– Нет! Я не позволю обыскивать мой ящик, – возразила я резким и громким, точно не своим, голосом.

– Что?! – недобро усмехнулась хорошенькая Лер. – Ты и в этом идешь против класса? Но уже тут нет никакого богохульства! Не правда ли, mesdames?

– Нет, но все-таки я обыскивать себя не позволю, – твердо проговорила я.

– Mesdam'очки, слышите ли, что она говорит?! – взвизгнула Крошка, молча следившая до сих пор за мною злыми, недружелюбными глазами. – Как же нам поступить теперь?

– Да что тут много разговаривать! Просто открыть ее пюпитр, – горячилась рыженькая Запольская.

Я вспыхнула и оглянулась кругом. Ни одного сочувствующего лица, ни одного ласкового взгляда!.. И это были дети, маленькие девочки, слетевшиеся сюда еще так недавно с разных концов России, прощавшиеся со своими родителями всего каких-нибудь два месяца тому назад так же нежно, как я только что прощалась с моим ненаглядным папой! Да неужели их детские сердечки успели так зачерстветь в этот короткий срок?…

Вот на последней парте сидит Варя Чикунина. Она что-то прилежно дописывает в свою тетрадку. Неужели и она против меня – она, такая ласковая и кроткая… Вот в другом углу Миля Корбина – некрасивая, болезненная, мечтательная девочка. Эта смотрит на меня своими кроткими голубыми глазками, но в них я читаю скорее упрек, нежели сострадание. «Что тебе стоит открыть твой ящик и доказать, что они ошибаются?» – говорят эти кроткие голубые глазки. «Нет, – красноречиво отвечают мои глаза, – тысячу раз нет! Я не позволю обыскивать мой ящик!»

А девочки вокруг меня шумят и волнуются с каждой минутой все больше и больше.

– Вельская, – слышится мне голос Краснушки, – ступай открывать тируар[70] Джавахи.

– Что?!

И в один миг я очутилась у моей парты и даже присела на край ее, чтобы ничья дерзкая рука не посмела поднять крышки.

Тогда из толпы выдвинулся мой враг – Вельская.

– Слушай, Джаваха, – спокойно, чуть-чуть примирительно произнесла она, – почему ты не хочешь позволить обыскать тебя?… Ведь Додо, Корбина, Лер, Петровская – весь первый десяток наших лучших учениц, наши парфетки[71], записанные на красной доске, позволили проделать это… а уж если они…

– Вельская, – перебила я ее, – в делах чести не может быть ни первых, ни последних учениц. Ты глупа, если не понимаешь этого… Княжна Джаваха никогда не позволит заподозрить себя в чем-либо нечестном…

– Если княжна Джаваха не позволит сейчас же открыть свой пюпитр, то, значит, мою книжку украла она!.. – услышала я резкий и неприятный голос, и ангельское личико Крошки, перекошенное злой гримаской, глянуло на меня снизу вверх.