Княжна (СИ)

Беслаи сидел, сложив на коленях руки. Ашик благожелательно разглядывал широкое неподвижное лицо брата. Таким был всегда, сколько помнил его царь — невозмутимый, лишь на лоб набегали морщины, когда сердился или задумывался. Да губы светлели, когда стискивал челюсти.

И вдруг пришла в голову царя совсем не праздничная мысль, упала, как с крыши падает вода от вчерашнего дождя, о котором уже все забыли. Ашик продолжил, глядя на недвижное лицо:

— Или я начну думать, что ты стремишься отсюда, пользуясь любым предлогом? Мы клялись в верности друг другу, брат. А ты, не успев омыть ноги в источнике под старой ивой, надеваешь сбитые чувяки, и след твой заметает ветер. Что не так? Об этом хочешь говорить со мной?

— Да.

— Я слушаю.

— Отошли слуг, Ашик. И девушек тоже.

— Нет, Беслаи! Вдруг нам захочется освежить рот питьем или поесть?

— У нас есть питье. И фрукты.

— Оно уже нагрелось. А на виноград села оса, видишь? Да, постой, я расскажу тебе, один мой ученый сейчас делает состав, способный отгонять всех летающих тварей. Его можно будет нанести на лицо и руки….

— Еще наша бабка воскуривала дикие травы, Ашик, это средство знает каждая старуха, живущая не во дворце.

Ашик махнул узкой рукой, сверкнули тяжелые кольца.

— Не то! Не то! Мой ученый делает пудру, что светится на лице, как лунная пыль. Когда он закончит, и я подарю ему дом. Устроим праздник.

— Отошли слуг, Ашик.

Царь замолчал и, нахмурившись, сел. Прозвенев, кресло медленно подняло спинку и подлокотники. Хлопнул в ладоши.

— Смените шербет, принесите свежие фрукты, вина. И немного мяса. И сладостей. И…

Увидел, как ползет по обветренным губам Беслаи улыбка, и оборвал указания. Шевельнул кистью руки, приказывая поторопиться.

— Ты стал капризен, как женщина, брат, — в голосе Беслаи не было насмешки, а только грусть.

— Ты? Ты увел меня, чтоб оскорблять?

— Как женщина, рожденная в неге гарема и никогда не знавшая работы и горестей. Которая ест, спит и рассматривает через решетку, увитую цветами, приходящих к хозяину мужчин, чтобы потом обсуждать их с товарками. Боясь, а вдруг хозяин услышит и нахмурится. И это единственный риск, который доступен ей. Давно ли ты стал таким, брат? Что сделало тебя таким?

Ашик молча смотрел на молочного брата и губы его кривились в недоуменной гримасе.

— Ты…

Но шторы распахнулись, под нежную музыку вереница девушек внесла подносы. Легко сгибаясь, ставили ношу на столики и, поклонившись, убегали в другой конец большой комнаты, скрывались за дверями, смеясь.

Царь, все еще хмурясь, поднял руку, выбирая гроздь винограда. Взяв желтую, с крупными вытянутыми ягодами, протянул ее брату, ожидая, чтоб тот, поднявшись, взял предложенное. И тот поднялся. Ашик кивнул. Беслаи, подойдя, сбил с холеной руки тяжелую гроздь и наступил на нее сапогом, давя ягоды.

— Ашик! Чертов погонщик старого осла, слепой медведь в вонючем улье, жаба, обкусанная комарами!

Голос его гремел, казалось, колыхая тяжелые шторы, а Ашик, открыв рот, выслушал, как тот перечисляет все их детские ругательства, и расхохотался, утирая слезы широким рукавом кафтана.

— Беслаи, курица, ощипанная хромой кошкой! Уйди с моего винограда, бодливый козел, говори, я слушаю тебя.

За шторами стояла мертвая тишина. Беслаи подумал о том, что он испугал слуг, но не царя. А лучше бы тот разозлился и испытал беспокойство.

— Брат мой Ашик, ты прекрасный правитель. Твой отец гордится тобой, глядя из Цветущих долин сквозь облака. Тебя славит народ…

— Да, Беслаи. Все хорошо в нашей стране, все прекрасно.

— Но нега разрушает исподволь, Ашик. Мы забываем, что жизнь сурова. Ты волнуешься о женщинах и винограде к столу, брат. Но есть голод и холод, есть битвы и долгие переходы, есть старость, нищета, смерть.

Ашик, поддернув ниспадающий рукав, взял другую гроздь, оторвал тяжелую желтую ягоду. Раскусил и, подождав, когда сок прольется в горло, ответил:

— Нет у нас голода, брат.

Узкая рука сорвала еще одну ягоду.

— У нас достаточно дров, чтоб пережить зиму и хватает теплых одежд и домов. Вся страна живет хорошо, брат, не только мы во дворце. А что до битв, — он кинул в рот еще несколько ягод и вытер черные, тщательно причесанные усы, — наши воины сильны, они умеют охранять границы. Тебе ли не знать этого, странник, ты учил их и водил в битвы.

— Я знаю.

— Смерть, говоришь? Умершие идут в Цветущую долину и там наслаждаются бытием, вечно. Болезни мы лечим все лучше и лучше. И ты из своих странствий привозишь лекарей и умения. А нищеты — нет, нет, брат Беслаи. Я неустанно работаю и правление мое умно. Пока все идет так, как идет сейчас, Земля Долин будет процветать, и мы останемся в памяти потомков как люди, сумевшие создать идеальную жизнь.

— Когда ты последний раз ходил босиком, Ашик? Когда испытывал голод? Не аппетит, вспоминая, что давненько не ел именно так запеченного ягненка, а голод, который гонит жевать траву и зеленые ягоды?

— В том нет нужды!

— Есть!

Беслаи остановился над самым креслом, и царственный брат, подняв лицо, смотрел на огромную фигуру, нависшую над ним.