Княжна (СИ)

В горах, на скале, о беспутствах мечтая,
Сидела Измена худая и злая.
А рядом под вишней сидела Любовь,
Рассветное золото в косы вплетая.

С утра, собирая плоды и коренья,

Они отдыхали у горных озер.
И вечно вели нескончаемый спор —
С улыбкой одна, а другая с презреньем.

Одна говорила: — На свете нужны

Верность, порядочность и чистота.
Мы светлыми, добрыми быть должны:
В этом и — красота!

Другая кричала: — Пустые мечты!

Да кто тебе скажет за это спасибо?
Тут, право, от смеха порвут животы
Даже безмозглые рыбы!

Жить надо умело, хитро и с умом,

Где — быть беззащитной, где — лезть напролом,
А радость увидела — рви, не зевай!
Бери! Разберемся потом!

— А я не согласна бессовестно жить.

Попробуй быть честной и честно любить!
— Быть честной? Зеленая дичь! Чепуха!
Да есть ли что выше, чем радость греха?!

Однажды такой они подняли крик,

Что в гневе проснулся косматый старик,
Великий Колдун, раздражительный дед,
Проспавший в пещере три тысячи лет.

И рявкнул старик: — Это что за война?!

Я вам покажу, как будить Колдуна!
Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,
Я сплавлю вас вместе на все времена!

Схватил он Любовь колдовскою рукой,

Схватил он Измену рукою другой
И бросил в кувшин их, зеленый, как море,
А следом туда же — и радость, и горе,

И верность, и злость, доброту, и дурман,

И чистую правду, и подлый обман.
Едва он поставил кувшин на костер,
Дым взвился над лесом, как черный шатер, —

Все выше и выше, до горных вершин.

Старик с любопытством глядит на кувшин:
Когда переплавится все, перемучится,
Какая же там чертовщина получится?

Кувшин остывает. Опыт готов.

По дну пробежала трещина,
Затем он распался на сотню кусков,
И… появилась ЖЕНЩИНА…

Я замолчал. На пристани стояла тишина. Я даже услышал стук собственного сердца: «Тук-тук, тук-тук…». Сигурт и вся его банда смотрели на меня, вытаращив глаза. Мне хотелось рассмеяться, но сумел сдержаться. Да, всё же велика сила поэзии и часто бывает, что она сильнее булатной стали. Сигурт медленно повернулся назад и удивленно стал смотреть на Мстиславу. Как и все его остальные хирдманы. Кое-кто даже непроизвольно стали хватать обереги. Блин! Не перегнул ли я палку? Оглянулся на остальных. Мужчины недоумённо смотрели на стоящих рядом женщин и девушек.

— Ярослав! — Сигурт говорил не переставая смотреть на мою жену. — Это что получается? Они и любовь и ненависть и радость и горе?

— Да, Сигурт! Они и любовь и ненависть, радость и горе, верность и измена, наслаждение и боль. — Вспомнил слова бывшей жены. — Они такие, но этим они и притягательны для нас. Это как то, без чего мы не можем жить. Как сладкий дурман, который хочется вдыхать и вкушать снова и снова! Гореть, корчится от боли, умирать. Но вновь и вновь стараясь обладать ими.

— Мизгирь, муж мой! Что ты так на меня смотришь? — Раздался голос Крапивы.

— Так вот ты откуда такая взялась, на мою голову! Из кувшина колдуна! Светлые боги, спасите и обороните!

— Поздно, муж мой!

Я захохотал. Мой смех подхватил, сначала Гуннульв, потом Сигурт, потом остальные. Женщины тоже засмеялись. Отсмеявшись спросил:

— Ну что Сигурт, отдашь мне мою радость и горе, моё наслаждение и мою боль?

— Забирай! Слава Одину, я не женат!

Хирдманы перекинули сходни и по ним ко мне на пристань перешла Мстислава. Глядя ей в глаза, спросил:

— Вот видишь, егоза моя. Из-за тебя меня раздели до исподнего! Теперь я голодранец! Всё ещё хочешь быть женой голодранца?

— Хочу!

— Тогда пошли, на столах ещё не все съедено и не все меда и вина выпиты!