Княжна (СИ)

— Аня! — рёвом позвал Саша. Князева окаменела лишь на миг, но быстро стала отбиваться снова. Отчаяннее, наверно, лишь мошки пытались вырваться из паутины.

Пальцы брата на плечах ощущались наручниками, лишающими права дышать ровно.

— Ты всё можешь, слышишь?! Ты не «не можешь», ты не хочешь. Просто соберись!..

— «Просто»?! — вдруг рассмеялась Анна, но смех никто за ней не подхватил. — Ты себя слышишь? Думаешь, что это просто?!

В зарождающейся истерике она снова попыталась Сашу оттолкнуть, но тем только сильнее вжалась в спину Вити, у которого кровь закипала ни то от ярости на Белого, ни то жути грядущих часов, обещающих стать более чем напряженными.

Нет, провал. Зря Белов всё это удумал; Анна морально была не готова. И вряд ли будет когда-либо готова. Только зря они дёрнули её.

«Придётся по Делажу стрелять», — метнулась мысль в голове Пчёлы.

«Ну и хер с ним», — стало ему ответом одинаково равнодушным и яростным.

— Ты на эмоциях просто, Ань, — продолжал уверять её Белов. Ещё крепче сжались руки на впадинках плеч, хотя и казалось — и Ане, и Саше — секунду назад, что сильнее надавить было физически невозможно. Князева поджала губы, чтобы совсем в голос не зарыдать от боли, страха, душивших колючей проволокой.

Попыталась отвернуться в сторону, но от слов брата спрятать не вышло — руки заняты были, чтоб уши заткнуть.

Саня перевёл резко дыхание, как обычно делал перед глотком хорошей водки, и решил попробовать другую тактику. Сменил кнут на пряник, заговорил почти мягко, наклоняясь к горячему лицу Князевой:

— Подумай сама, Анька. Ты сколько лет этот язык учила? Ты как быстро и часто на французском читаешь? Вообще, Ань, правду хочешь? Мне иногда кажется, что ты в голове с самой собой не по-русски разговариваешь, а по-французски. Да ты же, бляха-муха, хотела переводчиком стать, пока в «Софитах» не осела!

— В том-то и дело! — дёрнулась в руках Пчёлы Анна, резко отвернулась в другую сторону, пряча от Саши мокрые глаза. Страх, к её удивлению, стал тесниться, уступая место стыду: — Я на немецкий делаю огромный упор сейчас, я не готова, не помню ничего!..

— Да ты смеешься, что ли? — прыснул Белый, искренне рассмешенный услышанным. Он хлопнул девушку по плечам так, что мог смять её руки в складку, и заговорил снова. Тихо, часто — грёбанный змей:

— Ты книжки читаешь на языке Наполеона. Как ты забыть это можешь?..

— Я в криминале не разбираюсь! — выпалила девушка; нос забился от слёз, сделал половину слов гнусавыми, едва понятными. — Скажет он мне какой-нибудь ваш бандитский термин, и что я передам?! Да меня убьют скорее, чем я вспомню, как «пистолет» переводится!

Витя крепче девушку перехватил, думая её над полом поднять, в сторону увести. Хватит, всё. Пусть идёт, успокоится. В туалете пересидит, пока они этого французика порешают, потом домой поедет.

— Белый, пусти её, блять!!! — гаркнул Пчёла, больше не думая терпеть. Достаточно с Анны. Облажался Саня, пусть признает и ствол начнет готовить, чтоб с Амори «поговорить» на языке, который любые криминальные авторитеты знали.

Саня решил за последний шанс уцепиться, потянул на себя сестру, едва ли не силой выхватывая Анну из объятий её мужчины:

— Возьми себя в руки!!! — проорал он, обратно меняя пряник на кнут. Воздух завибрировал от указа Белого, отчего Валера, стоящий у входа беззвучной тенью, в хмурости отвернулся. — Иначе отсюда никто не выйдет!

Анне показалось, что ей дали пощечину, а потом окатили ледяной водой. Слёзы на пару с десятком, сотней аргументов застряли в горле, передавленном самым главным страхом — страхом быть застреленной, подобно собаке в подворотне.

Руки похолодели так, что пальцы отказались гнуться. Князева в отчаянии замахнулась ладонью, словно самый жуткий её кошмар предстал перед Аней в обличии Белова, и сама не поняла, попала ли по лицу двоюродного брата.

Она запомнила только, что рука встретилась с телом Саши, — и то, наверно, лишь с его разрешения — что громким матом сказала вещь, её совершенно не красящую, а потом скинула с себя руки Пчёлы, который не был так настойчив, как Белый, и унеслась куда-то по коридорам вглубь ночного клуба.

Слеза вместе со всхлипом сорвалась со щеки, падая на складки платья в районе груди.

Витя сделал за ней несколько шагов, почти окликнул, но замер возле какого-то столика. Остановился, отчего ноги стали единым целым с полом; его едва ли не парализовало от осознания, воспоминания, что Аня терпеть не могла, когда кто-то становился свидетелем эмоций, сильный всплеск которых считала «слабостью».

Князева бы сильнее только из себя вышла, если бы Пчёла попытался её успокоить — он это понимал. Но и не пойти к ней, блять, не мог. Не собирался казаться равнодушным к «сюрпризу» Белова, не хотел, чтоб Аня, того хуже, подумала, что Витя Саню, идею его поддерживал.

Сука. Между Сциллой и Харибдой.

Челюсти на пару с кулаками сжались так, что тупая боль прошлась через зубы, пальцы и нутро.