Княжна (СИ)

Анна всё увидела на лице Вити, на котором прочла за секунды чуть ли не тысячи мыслей. Стало вдруг смешно, но Князева сдержалась, чтобы не захохотать. Не сейчас, не сейчас… Она только, предугадав вопросы Пчёлы, какие он отчего-то не задавал, объяснилась голосом, какой, к собственному удивлению, не дрожал, а лишь сырел с каждым словом:

— Они меня у Вагнера в кабинете увидели. Ещё первого числа, когда меня на место Сухоруковой поставили. И, видно, справки навели… За сутки.

Пчёлкин выдохнул; кости продолжали хрустеть. Он поджал челюсти с силой такой, что зубы пронзило тупой болью, и провел руками по плечам Аниным. Хотя, и к чему Князевой сейчас эта ласка?..

Прошёл миг, прежде чем Витя понял, что успокоить поглаживаниями этими пытался не только Аню. Самого себя пытался утихомирить. Но и то, и то ему давалось откровенно хреново.

Она в такой же судороге перевела дыхание и продолжила:

— Пришли. Расселись. Языками трепали, нервы пытались мне помотать. И имя моё назвали, и про вас сказали с Сашей… А потом сказали Белому передать, чтоб он не смел с Фархадом дела иметь.

Осознание с каждой фразой становилось всё более и более явным, отчего и становилось болезным. Он всё понимал. Всё…

Пчёлкин чувствовал себя беспомощным. Будто у него руки были сломаны, прооперированы, но по итогу всех этих медико-садистских махинаций всё равно оказались ампутированы. Он на Анну только смотрел, которая ни то в пустоту глядела, ни то прямо в зрачки Вите заглядывала.

С влагой в глазах она казалась ему великомученицей, с лица которой можно было бы если не иконы писать, то самые душераздирающие картины так точно.

— Сказали, что со мной будут разбираться, а не с Сашей, если наркотики через Джураева пойдут.

Тогда что-то в Вите натянулось леской, колючей проволокой, какую можно было сравнить с ниткой перед порогом, целостность которой полностью влияет на взрыв подвешенной к двери бомбы.

Отвратительное осознание подобралось слишком близко. Его всего сжало. Сжало невидимыми руками шею, череп, рёбра, руки, не позволяя даже в кулак ладонь собрать.

— Что они тебе сказали?

Аня подняла взгляд, что после каждой фразы в слабости опускался ниже глаз Вити. А потом на выдохе слёзном сказала, переступая через страх, но этим же сразу и попадая в другой капкан:

— Что накачают меня героином и пустят по кругу. У тебя на глазах. Толпой.

И он взорвался. Пчёла посмотрел на Анну, а сам чувствовал, как в такт мерзким картинам, какие сами по себе рисовались, в глазах лопались капилляры, наливая белок кровью. Застучало в висках что-то, пытающееся вырваться на волю самой искренней яростью, какая, вероятно, последствиями своими напугала бы самого бригадира.

Накачают героином? Пустят по кругу? У него на глазах? И это они посмели сказать его женщине?!

«Порву суку! Заживо, блять, урою гада!!!»

Князева вздрогнула в ладонях мужчины ни то от взгляда его, ни то от мыслей Вити, до которых больным от страха умом Анна сумела дойти. Она всхлипом мокрым перевела дыхание, опустила голову вниз, не чувствуя расслабления от того, что рассказала, выполнила данное Беку обещание передать всё.

Девушка в каком-то смирении поджимала губы, в ответ глаз не поднимала. Только кивала, как в понимании, смирении. И оттого сердце рвалось — по швам, с треском. Представил отчего-то, что Аня ощущала, когда услышала угрозу в первый раз.

В лёгких вместо воздуха оказалась копоть.

Пчёлкин не знал, что сказать мог. Хотелось скрежетать зубами.

А что мог сказать?! Что ему жаль? Что он такого больше не допустит, охрану к ней приставит, да такую, что чуть ли не взглядом убить любого сможет? Херня всё!!! Что сейчас-то толку обещаний давать?! Сейчас-то Ане какая разница до всего этого, когда её уже наркоша конченный прессанул с компанией своей?!

— Мать твою, — только выдохнуть смог, и сразу же захотелось кулаком дать по стене. Так, чтоб костяшки себе все обнажить, а зелёные обои, цвет которых успокаивать должен был, кровью с кулака измазать — вот как сильно бестолковость своя, беспомощность душили.

Анна вдруг усмехнулась и сказала пустым голосом, не вяжущимся совершенно с тряской в ладонях и коленях, Пчёле кровь заменила на кислоту.

— Про мать не говорили. Про отца сказали.

Мощными частыми ударами било что-то в грудину. Только через секунды некоторые Витя понял, что так его пульс отдавал в тело — будто думал мышцы разорвать.

«Вот же суки!..»

Игоря Князева Аня помнила по рассказам покойного крестного, который, несмотря на извечные указы Екатерины Андреевны лишний раз отца девушки не упоминать, много ей про папу говорил. Про молодость их, про памятные путешествия автостопом в соседние республики, про характер Игоря, про работу его, какая по итогу и свела лейтенанта в могилу.

Штурм квартиры на Братеевской, использующейся нелегалами с Грузинской ССР в качестве борделя, стал последним вызовом, на который отправился Игорь Князев. Он «пером» под рёбра получил от сутенёра, — какого-то там «…швили» другие милиционеры на лестничной клетке догнали-таки, — но на ноги Князев подняться не смог.

Умер. Нож пробил лёгкое, отчего лейтенант кровью захлебнулся.