Княжна (СИ)

— А, это так, пропаганда ЗОЖ. Совсем у народа все радости хотят забрать, — махнул рукой Пчёла. Аня нахмурилась, перебросила одну ногу через другую. Бригадир же поднёс пламя к кончику сигаретки. — Я, всё-таки, закурю. С разрешения княжеского.

Она кивнула недовольно — так соглашаются люди, которые не могут сказать «нет» в силу обстоятельств. Даже глаза закрыла на подкол Пчёлкина, когда он зажег кончик сигаретки.

— В мою сторону не кури.

— Не буду, — он послушно переложил сигарету с левой руки в правую, едва ли не под нос Белому тыкая тлеющим табаком, и развел руки в стороны. — Не пропахнешь.

На повороте Пчёлкин чуть на заднее сидение не перелетел. Анна вцепилась рукой с пальцами-спичками в ручку авто и вся сжалась, словно в машине у Михаэля Шумахера оказалась.

— Белый, даму-то не пугай! — крикнул Пчёла так, что оклик его отскочил от закрытых окон мерса. Саша только, молча, скорость переключил, и посмотрел на Аньку через зеркало заднего вида. Подмигнул ей озорно.

— Не волнуйся, Анюта, до Скаковой доедешь целехонькая! Ни волоска ни упадет, пока со мной в машине сидишь.

— Скаковой? — переспросила Анна, упустив все остальные слова Белова. — Мама, что, ближе к вокзалу перебралась?

Пчёла осторожно посмотрел на Белого. Он-то знал, что тётя Катя со своей старой квартирки на конечных станциях оранжевой ветки никуда не съезжала. Тем более, в район Кольцевой. Только вот и гостиниц на Скаковой Витя не припоминал.

Он затянулся, выдохнул почти сразу, пряча лицо за клубом дыма от Князевой, наблюдающей за ними внимательно, взглянул на друга.

Саня коротко стрельнул взглядом за спину свою, Вите дав знак заговаривать Анне зубы. Пчёлкин был совершенно не против.

Он обернулся снова к Княжне, взглядом ошарил её, вещи девушки, словно думая взором зацепиться за вещицу какую-нибудь и начать новый разговор. Тем более, Анна, по всей видимости, дама такая, которую хлебом не корми — да дай что-нибудь обсудить.

Заметил сумку её. У Ани была небольшая сумочка, чуть массивнее клатча. Из не закрывавшейся линии замка выглядывала книжка, название которой Пчёлкин пытался прочитать.

— Как, говоришь, детективчик-то твой называется? — и подбородком указал на корешок книги. Анна обернулась, вдруг с важностью сказала:

— «Похитители бриллиантов», Луи Буссенар. И это не детектив. Роман.

— У-у, — выразительно протянул Пчёла, затянулся и выдохнул дымом в сторону от Князевой. — А по названию — настоящий детектив. Про что там? Про романтичного Пьера, укравшего для своей Софи бриллианты для обручального колечка?

— Вообще-то, про африканские поселения и их быт.

Вот тут Витя действительно удивился; как связаны бриллианты и африканская бедность? Закашлялся дымом, едва успев от Ани отвернуться. Когда повернулся снова к девушке, увидел, как она улыбалась смущенно, но самодовольно — собственным умом блистала и нисколько того скрывать не думала.

— И в чём связь?

— А ты не читал?

— А должен был? В школе мы «Войну и Мир» читали. Мне на всю жизнь хватило.

— Зря, — покачала головой Князева. — Очень интересно написано. И описания природы… такие живые. Когда читала, будто сама в саванне оказалась.

— В саванне есть разве что живое? Песок, красный от солнца, и небо без облачка целый год — тоже мне, картина.

— Ты пустыню описываешь, Витя, — поправила девушка, руки на животе сложила крестом и потянула края пальто Пчёлкина на себя, закутываясь глубже. — А саванна — другая природная зона.

Мужчина головой качнул, затянулся; неподалеку от лица Анны кончик сигареты вспыхнул оранжевым светом — прямо таким же, каким было, по мнению Пчёлы, солнце в Сахаре или Долине Смерти.

— Сколько всего знаешь, Анька… Так у тебя какое образование, что и книжки читаешь на другом языке, и климаты отличаешь?

— А ты не слушал? — с хитрым прищуром, очень уж похожим на взгляд Белого, спросила Князева. Заинтересованно подалась вперед, едва носом не утыкаясь в горящий табак. — Я же Сашке сказала, кем работаю.

— Географ-натуралист, что ли?

Белый, явно напряженный какими-то своими мыслями на Анин счёт, вдруг рассмеялся звучно, заливисто. Девушка сама улыбнулась, пряча слишком широкую улыбку за ладонью, и посмотрела на книгу в своей сумке. Неужели роман великий напоминал географический атлас?

— Я филолог, Пчёлкин.

— Да ну, — кинул удивленно, но голосом ровным, спокойным. Затянулся, изловчился пепел стряхнуть в окно раскрытое, и обратно к Князевой, что улыбалась, обернулся. Интересно, Аня мрачной вообще быть может? — Это… как переводчик?

— Переводчика, Пчёлкин, тебе в Саратове сделают, — поправил важно Белов. — А в Риге готовят филологов. Это тебе не хухры-мухры!..

Князева опустила в смущении глаза; очень уж приятны были заступки Саши за неё. А то, право, объяснить Вите разницу она бы не смогла. Пчёла, вероятно, не принял бы за данность, что переводчик и филолог — профессии, хоть и очень похожие, но разные совершенно по своей деятельности.

Пчёла передразнил Сашу коротко, за что получил очередную улыбку Анны. Ох, ну улыбалась, конечно, очаровательно. Прямо-таки сама искренность и сдержанность в одном флаконе.

— И сколько языков знаешь?