Княжна (СИ)

Белова, разумеется, понимала: и мысли Анны, и её стремление саму себя обеспечить — хоть как-то, хоть чуть-чуть. Даже если б денег, полученных своими кровью, по́том и слезами, не хватило даже на минимальные нужды, Анне, казалось, проще было бы — как минимум, на душе. Солнце грело ноги, лучиком забираясь под стол; Оля, вероятно, тоже злилась бы ужасно, если за все её прихоти бы расплачивался брат широчайшей души.

О такой жизни без явных забот куча людей и мечтала, но Князевой этого было не надо, что Беловой и нравилось. Прям до задержанного дыхания. До мурашек.

Оля на выдохе положила руку на стол и обняла пальцы Анины так, словно ладони Князевой намертво замёрзли:

— Сашка просто хочет, чтобы ты ни в чём себе не отказывала… — попыталась бывшая Сурикова всё-таки девушку хоть чуть успокоить. Только Анна хмыкнула, перемешала салат, на вилку цепляя овощи, и с поджавшимся нутром высвободила руку.

— Я знаю, Оль. Только вот, понимаешь…

Слова, что Анна, подачки от брата двоюродного принимая исправно, все сильнее рисковала с Беловым не расплатиться, встали в горле комом.

Князева запнулась; сказать такое в лицо Ольге было выше её сил. Одно дело матери, что непробиваемостью своего характера напоминала бронетанк, говорить о «возмещении убытков», и совершенно другое — пытаться сказать такое жене Саши, походившую на хрустальную статуэтку не только внешне.

Анна быстро себя поправила и закончила мысль раньше, чем Сурикова успела понять, что Князева хотела, но откровенно побоялась сказать:

— …я получала высшее образование не для того, чтобы ничем не заниматься.

— Тебе сейчас с дипломом рижским непросто будет устроиться, — подметила совершенно точно Ольга. Девушка дёрнула щекой, будто слова Беловой боль настоящую причиняли, когда жена Саши сказала: — В связи с… последними событиями…

— Я не устроюсь толком никуда, — закончила за Белову Аня. Оля свела брови в жалости, словно Князева не должна была этого вслух говорить, и у девушки неприятно засосало под ложечкой от этого взгляда.

Она продолжила правду-матку рубить:

— Из-за гражданской в Латвии местные работодатели теперь с пренебрежением будут относиться к моему образованию — это понятно. Если и рассчитывать на место, то только в какой-нибудь частной компании. В сферах, проплаченных государством, всё уже схвачено.

— И всем плевать, что ещё полтора месяца назад всё было тихо да мирно… — поддакнула Ольга.

Аня на женщину посмотрела прямо, в себя откашлялась, решив промолчать. Она не стала Белову разочаровывать, сбивать с неё розовые очки, говоря, что в Риге полтора месяца назад точно было не особо мирно.

В начале-середине мая достигли своих пиков бунты в Таллине, и новости о возмущениях соседской республики быстро через границу перебрались в Латвию, население которой ещё с начала девяносто первого года решило вдруг копаться в истории. Спустя добрые сорок лет в составе СССР прибалты опомнились, что не должны быть в составе Союза; тоже мне, озарение!..

Когда с полок стали пропадать товары, при Брежневе считавшиеся основными, и вернулись талоны на еду, когда инфляция поползла вверх с резвостью дикого животного, а сами рижане увидели по дорогам, ведущим из Москвы в Таллин, войска, то стычки и мародёрства стали чуть ли не постоянными. Ни дня не было с самого апреля, чтобы в новостной сводке по радио не упомянули об ограбленном магазине или оскверненном памятнике.

Анна это прекрасно помнила. В какой-то степени она злость Балтики даже понимала и, удивительное дело, разделяла — видно, сказалось окружение в лице супружеской пары Берзиньш, Инте, Андриса…

Князева, наверно, знала, что вернётся в город, на улицах которого за время её недельной поездки в Москву развернётся гражданская война. Знала, что Белов, так сильно изменившийся с восемьдесят седьмого года, правду говорил: в брусчатку Бривибаса впитается кровь мирных.

Она просто… не хотела в это верить. До последнего отгоняла мысли о перевороте в Прибалтике, мечтая искренне вернуться в Ригу после свадьбы Беловых, и пройтись по улицам, ставших родными, не боясь попасть в уличную перестрелку.

Но всё равно понимала, что не вернётся.

Аня Князева ведь, чёрт возьми, девочка умная — она сама так считала, ей так все говорили!.. — и не верит в то, что никак не сбудется.

Она дёрнула щекой, когда поняла, что молчала слишком долго, и мыслями своими разбередила рану, которая, казалось, только-только затянулась коричнево-красной плёнкой застывших лейкоцитов.

Дура.

Ольга чуть к столу наклонилась, заглядывая в глаза Ани в страхе, что девушка плакала. Тогда Князева улыбнулась бывшей Суриковой, но, вероятно, крайне грустно, что Белова ей ответила взглядом почти что стеклянным:

— Я в порядке. Что-нибудь придумаю.

— Это ведь такой труд! — в бессильном возмущении воскликнула Ольга. — Ты, выходит, два языка в университете выучила?

— Упор был на французский и немецкий, да; у меня по ним диплом.