Княжна (СИ)

Приосанился, натянул на лицо одну из своих фирменных ухмылок и изрёк:

— Решила все же узнать имя мужчины, которого целовала? — она театрально-обреченно прикрыла глаза и едва заметно улыбнулась.

— Вопрос о том, кто кого целовал все ещё остаётся открытым, — многозначительно смотрит, напоминая, как я набросился на неё в казино.

— Не припомню, чтобы ты сильно возражала, — глоток янтарной жидкости обжигает и обволакивает внутренности.

— А как же пощечина?

— Это знак завершения первого раунда — не более. Тебе нравилось меня целовать и ты была не против, — на дне ее глаз промелькнуло замешательство, заискрились всполохи.

Она не сводила с меня взгляда, покусывала нижнюю губу, о чем-то размышляла.

— Ты прав, — изрекла она наконец, едва заметно вскинув подбородок. — Мне понравилось, — неожиданное признание застаёт врасплох. Какое-то время чувственно, молчаливо смотрит мне в душу. — Первый раунд окончен. Будут еще?

— Мне бы этого хотелось, — голос самопроизвольно скатился до вкрадчивого шепота.

Задумался, когда вот так в последний раз ужинал с женщиной? Говорил? Когда испытывал хоть крупицу того, что чувствую сейчас? В моей постеле одна сменяла другую. Отличались цветом волос, именами, которые я не запоминал. Дорогие женщины, не имели сутенера, но охотно продавались. Элитные, холёные, знающие себе цену. И цена эта — ресторан, колье с драгоценными камнями, брендовое шмотьё. Они старались ублажить меня, но кто знает, скольких ещё касались их руки, губы? Мысленно брезгливо поморщился. Близость с ними не приносила никакого удовлетворения. Иной раз чувствовал себя раздражённым, грубил. Теперь понимаю: вместо обеда в дорогом ресторане, питался в забегаловках, каждый раз в разных, не понимая почему потом так сильно мутит.

В душе зашевелился червячок. Глупо было прислушиваться к Дато. Медленно осознаю, что план «наиграться» и забыть не прокатит. Но и отпустить сейчас, отказаться от ее общества просто не могу. Эгоистом был, эгоистом и помру.

— Но… я ведь на работе. Нам нельзя… — тихо шепчет в ответ.

— А что можно? — тону в морской пучине ее глаз.

Не узнаю себя.

Она крутит головой. Вижу, противится себе.

— Петь, танцевать, беседовать, — тяжело сглатывает, — на твой выбор.

— Потанцуем? — протягиваю руку, она, помедлив, вкладывает свою в мою открытую ладонь. Крепче сжимаю ее кисть, словно боюсь, что она испарится. Делаю громче музыку и притягиваю к себе хрупкое тело. Она вздрагивает, когда моя рука касается ее талии. Смотрит в глаза, запрокинув голову, едва достаёт мне до плеча. Маленькая, но внутри стальной стержень. Медленно веду в танце, неуклюже наступаю ей на ноги.

— Прости, не делал этого две тысячи лет.

— Ничего, — мягко, снисходительно улыбается.

— Тариэл, — неожиданно для самого себя говорю.

Вскидывает взгляд, удивлена.

— Тариэл, — повторяет, — вот и познакомились. Необычное имя, — кивает каким-то своим мыслям. Но вопросов не задаёт.

Она кладёт руки мне на грудь и устраивает голову на плече. Вдыхаю ее ни с чем не сравнимый аромат.

Искренне удивляюсь осознанию того, что есть в этой жизни что-то приятнее и интимнее секса.

Глава 8

Тариэл

Уснул только под утро. Сквозь стекло наблюдал, как лес накрывает белым, искрящимся в лунном свете покрывалом, допивая бутылку виски. Нервная система, перегруженная событиями прошедших дней, отказывала мне во сне.

После ужина Адель ушла отдыхать. Для неё была подготовлена гостевая комната, хотя, когда я планировал поездку сюда, совершенно не рассчитывал, что буду засыпать и просыпаться один. Но вчера все пошло не так.

Дьявол. Кого я пытаюсь обмануть.

Все пошло не так ещё пять лет назад, а вчера все окончательно рухнуло в преисподнюю. До встречи с ней я успешно справлялся с главным правилом моего мира: не иметь привязанностей, не иметь слабых мест. А что теперь?

Меня магнитом тянет к этой девчонке. Но быть с ней, значит подвергнуть ее жизнь опасности. О ней обязательно прознают и развернут охоту, чтобы добраться до моей шкуры. Криминальный авторитет, да. Ко мне на поклон приходят уважаемые люди преступных группировок, а мусорские псы жадно едят с ладони, начисто вылизывая ее. Но каждый паскудный шакал спит и видит, как засадить пулю в мою башку и занять место под солнцем.

Жизнь на пороховой бочке — вот, что я могу ей предложить.

Тот, кто убьёт меня, займёт не только мое место, получит статус и власть, но и все то, что когда-либо принадлежало мне, в том числе, и женщину. Так было и в тот день, когда от моих рук умер Грегор. Его взгляд мутных глаз до сих пор преследует в кошмарах. Кровь стекала по подбородку, впитываясь в лохматую черно-белую бороду, а с губ срывался хрип: «Пощади». Он просил не за себя — за свою семью, которую осмелился завести, ведь его «правление» продолжалось десятки лет. Если бы его рука не занеслась над головами моего отца и матери, пыхтел бы и сейчас этот старый ублюдок своей вонючей трубкой.