Княжна Тараканова

Нет сил, сердце надрывается и перо падает из рук при мысли о том, что я здесь вскоре увидел. И где бы я ни был, останусь ли чудом господним жив, или погибну в безднах волн, воспоминание об этом не умрет во мне до последнего вздоха.

Палуба оживилась. Все, бывшие в каюте, снова взошли на палубу, разместились говорливыми кучками по бортам и на рубке. Слышались остроты, смех. Слуги разносили прохладительное и вино.

Княжна сидела у борта. Поднимался ветер, свежело. Она знаком головы ласково подозвала меня к себе. Я ей помог надеть мантилью.

– Ввек не забуду! – шептала она, с восторженною, блаженною улыбкой горячо пожимая мне руку. – Вы сдержали слово; сон сбывается, я буду скоро в России, а там отчего не надеяться?.. Провозгласят и будущую царицу Елисавету Вторую… Век чудес! Чем была давно ли сама нынешняя императрица?

Меня поразили эти слова. Я промолчал, смущенный безумным бредом ослепленной женщины.

С «Трех Иерархов» в это время дали знак особым флагом. Раздались новые пушечные салюты. Загремело «ура». На всех кораблях опять заиграли оркестры.

Эскадра начала маневры.

Восхищенная общим вниманием будущих подданных, княжна, облокотясь о борт, стояла в приятной задумчивости, следя взглядом за сигнальными дымами выстрелов и за начавшимся движением кораблей. Как теперь, вижу ее в голубой бархатной мантилье, в черной соломенной шляпке и с белым зонтиком в руке.

Забылся при этом и я, рассуждая:

«Да, дело сделано! граф нашел подругу жизни, сумеет ее наставить и, вразумив, поспешит с нею к стопам милосердной императрицы».

XV

– Ваши шпаги, господа! – раздался вдруг поблизости от меня громкий, настойчивый голос.

Я оглянулся.

Капитан гвардии Литвинов обращался поочередно к адъютантам и к прочей свите графа, отбирая у всех шпаги. Вооруженные матросы наполняли всю палубу. Адмирала Грейга, его жены и консульши уже здесь не было. Я в изумлении вслед за другими также подал капитану шпагу.

Княжна, заслышав бряцание ружей и говор, быстро обернулась. Ее лицо было бледно. Она мигом все поняла.

– Что это значит? – спросила она по-французски.

– По именному повелению ее императорского величества вы арестованы! – ответил ей на том же языке капитан.

– Насилие? – вскрикнула княжна. – На помощь!.. сюда!

Она бросилась к трапу, протискиваясь слабыми руками сквозь сомкнутый военный строй. Загорелые хмурые лица матросов удивленно и молча смотрели на нее.

Литвинов заступил ей дорогу.

– Нельзя, – сказал он, – успокойтесь.

– Вероломство! Проклятие! – бешено проговорила она. – Так поступать с женщиной, с прирожденной вашей княжной! слышите ли? дайте дорогу! – кричала она солдатам по-французски. – Где граф Орлов? позовите, ведите его… вы ответите за все!

– Граф по приказанию государыни и адмирала также задержан, – ответил ей, вежливо кланяясь, Литвинов, – он арестован, как и вы…

Княжна громко вскрикнула, отступила… Ее гаснущий взор заметил меня в стороне. Он с укоризной, как нож, скользнул по моему сердцу, как бы говоря: «Ты виновник, ты погубил меня…» Она пошатнулась и упала без чувств.

Матросы снесли ее в каюту.

Прислуга княжны, кроме горничной, оставленной при ней, была также арестована и под строгим надзором перевезена на другой корабль.

Потрясенный до глубины души всем, что произошло на моих глазах, я вне себя опомнился в какой-то полутемной корабельной каморке. Поднял голову и вижу, что взаперти со мной, под караулом, сидит и сам главный предатель, Христенек. Это меня непомерно удивило. Мой товарищ сидел, впрочем, спокойно. Развалясь и доедая что-то прихваченное из сластей, он изредка поглядывал на нашу затворенную дверь.

– Удивляетесь? – спросил он меня. – Не правда ли, ведь чудеса?

– Да, есть чему подивиться, – ответил я, насилу одолевая к нему отвращение.

– Иначе было нельзя, – сказал он.

– Почему?

– Только приманка брака и соблазнила эту искательницу приключений.

– Но для чего было играть чувствами, сердцем! – проговорил я, не стерпев.

– Иначе ее не заманили бы на флот.

– Были другие способы, – возразил я. – Мне известно, граф клятвенно признавался ей в любви, а став его женою, она и без того охотно доверилась бы нашей эскадре.

– Эх, любезный Концов, – простота! – проговорил с улыбкой грек. – Ужели, извините, ранее не угадали? Да в то именно время, когда граф играл с княжной в самые нежные амуры, я, под его диктант и от его имени, писал государыне, что здесь, для уловления этой авантюрьеры, решились на все – хоть, без дальнейших слов, камень ей на шею да в омут.

– Что же вы и впрямь ее не утопили? – смело воскликнул я, не помня, что говорю. – Это не в пример было бы лучше для обманутой, несчастной, чахоточной…

– Проживет еще, – сказал Христенек. – Повелено схватить ловко, без шума; в точности и исполнили.

Я с негодованием слушал эти холодные, жесткие слова. Издевательство наглого грека выводило меня из себя.