Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы

   — Ах, ваше высочество, княжна, что с нами сделали, что сделали эти изверги! Они нас арестовали, всех арестовали, и камергера, и шталмейстера, и меня, и обоих камердинеров, и, говорят, будто и самого Орлова; забрали всех. Господ Доманского и Чарномского увезли куда-то, а меня посадили с вами; ещё камердинера Маркезини оставили при вас для услуг. И чего они хотят? Говорят, сейчас же в море ушли. Говорят, граф долго не давался; однако ж взяли. Впрочем, я не верю этому, всё обман. Они зазвали нас, просто чтобы захватить. Что теперь будет, что будет? А всё этот англичанин, новый адмирал. Я сама видела, как он отдавал приказание отнести вас в каюту, когда вы упали без чувств, и держать под строгим караулом. Что-то будет с нами, Боже мой, что будет?

   — Но где же граф Орлов?

   — Говорят, тоже на другом корабле арестован, а кто их знает? Никто не видал, как его арестовали. Может быть, всё это выдумки.

   — Однако они должны же отвечать...

Али-Эметэ хотела было выйти из каюты в двери, противоположные тем, в которые вошла, но двери эти были заперты.

   — Что же это значит?

   — Мы арестованы, государыня, арестованы. Впрочем, нам сказано, что если вашему высочеству будет что угодно, то чтобы мы позвонили бы...

   — Ну позвони! — сказала, несколько подумав, Али-Эметэ.

Вошёл один из офицеров корабля.

   — Вам угодно что-нибудь приказать, княжна? — спросил он весьма вежливо, но уже не титулуя её высочеством и не отдавая почестей, соответственных особе, принадлежащей к царствующему дому.

Входя, офицер запер за собой двери и ключ взял в карман.

   — Что это всё значит, господин офицер? Разве я пленница?

   — Не умею ничего сказать, княжна. Это нужно спросить у адмирала Грейга.

   — Где я его могу видеть?

   — И на это не умею отвечать? Если вам угодно спросить адмирала, то не угодно ли написать ему? Я принесу бумаги и всё, что нужно.

   — Вы меня обяжете!..

Офицер ушёл, опять заперев за собой двери; кроме того, когда он уходил, Али-Эметэ видела, что у дверей стоят двое часовых.

Бегство было немыслимо.

Офицер принёс лист бумаги, пачку перьев и чернильницу.

Али-Эметэ села и мелким, бисерным почерком написала без помарки:

«Графиня Селинская (из Рима паспорт ей дан был на имя графини Селинской) покорно просит господина контр-адмирала Грейга объяснить его поступки с ней. Приехав на корабль вместе с графом Орловым, начальником эскадры, по его приглашению, она вдруг увидела себя пленницей. Какие поводы могли быть к её арестованию и какие основания может адмирал представить в оправдание своей дерзости, арестовать ту, которая к его эскадре не имела никакого отношения, тем более ни в каком случае ему не могла быть подчинена?»

Офицер взялся доставить письмо и через полчаса принёс словесный ответ: «По высочайшему повелению». Потом будто от себя прибавил:

   — Княжна, вы с графом Орловым вошли в соглашение действовать во вред царствующей государыне; граф Орлов хотел смутить вверенную ему эскадру. Удивительно ли, что государыня приказала вас и его арестовать?

Сказав это, мичман взглянул на неё с невольным чувством сожаления. Он был молод. Красота заключённой произвела на него впечатление. По ответу, который он ей передал, она понимала, что она жертва интриги и что к ней отнесутся непременно с той жестокостью, которая всегда, сама собой, исходит из политической интриги.

Али-Эметэ заметила его участие. Она захотела развить это участие и стала говорить о своих несчастиях, прошлых и настоящих.

   — Неужели ещё недовольно меня преследовала судьба, — говорила она. — Неужели было недовольно того, что, рождённая для царственной доли, я должна была ребёнком испытать гнёт каземата, потом быть занесённой в глубь Сибири. Спасённая добрыми людьми из ссылки, я должна была расти оторванной от всего, что могло быть дорого даже ребёнку. Но вот судьба, казалось, сжалилась надо мной, дала мне возможность взглянуть свободной на белый свет, и для чего же? Для того, чтобы вы стали моим тюремщиком?

Офицер вспыхнул.

   — Княжна! Я морской офицер, поэтому тюремщиком никого быть не могу! Я был прислан с вахты узнать о ваших желаниях и в чём можно удовлетворить их, а никак не стеснять и не ограничивать вашей свободы. Это дело не моё; дело старших. Моё дело исполнять приказания, которые не касаются моей чести. Если же вам не нравится моя личность, то всё равно вместо меня явится другой.

   — О нет, нет! Я не то хотела сказать; я понимаю, что вы не виноваты в моей участи. Я хотела только, чтобы вы имели сожаление к узнице, которая виновата в одном — в доверчивости. Виновата я в том, что верила и верю людям, хотя столько раз на себе испытала их злобу. Если мне суждено безвинно погибнуть от моих врагов, то полагаю, всякий честный человек не откажет мне, по крайней мере, в своём участии и даже посильной помощи. Я, по крайней мере, так думаю!

   — С моей стороны, княжна, смею уверить...

   — Не уверяйте, а вот сделайте для меня: передайте от меня письмо графу Орлову!

   — Княжна! Это может стоить мне моей службы. Но извольте, я передам, чем бы это ни кончилось и чего бы это ни стоило! Приготовьте письмо...