Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы

— А какие примеры тут-с выходили. Такие-с, что и в голову не придут! Вот взяли раз молодца, прямо с поля, посадили в анбар, думаем, завтра в присутствие свезём. Да молодец такой, красивый-с, вершков двенадцать ростом, кровь с молоком, а силища-то! Вот, думаю, за такого рекрута мне спасибо скажут; самой матушке царице, пожалуй, в гвардию. Только что вот-с его взяли, докладывают мне, что, мол, Поликарп пришёл, просит видеть. А Поликарпа-то-с я уже знал, у прежних господ был старостой, мужик строгий и эдак лет уж за шестьдесят. Велел звать. Он входит, кланяется как следует, кладёт сто рублей, да и говорит: вот, дескать, батюшка барин, Сидорка мой (молодец-то, что взяли, его сын) всего две недели, как озаконился, так он и просит его на годок от рекрутчины освободить и за то кланяется тебе ста рублями. Парень, дескать, он молодой, женился, потому что Акулька, жена-то теперь его, оченно уж ему полюбилась; так пусть, дескать, годик или полтора с ней погуляет, может, сыночек, а может, и два будут. Я их выкормлю, и тебе слуги будут! А потом, дескать, вся твоя воля барская, можно и в некрута сдать. В это время будто нарочно у меня квитанций-то много лежало; не шли, набора не было, а известно-с, и не думается, пока нужда не пришла, такой уж народ у нас! Вот-с соображая всё это, я и расчёл: думаю, не в год и не в два он из годов не выйдет, а может, и в самом деле мальчугана оставить, да как в отца будет, то не в убыток. Ну да и сто рублей на полу не подымешь. Вот, рассчитывая всё это, я согласился. И что ж вы думаете, сестрица? Ведь надул-с! Право слово, надул-с! Да как ещё надул-то? Год прошёл, сын у него родился. Я рассчитал: ну чего ещё ждать; квитанции же у меня подобрались; велел везти в присутствие. Так что же он? Шесть коренных зубов велел себе выдернуть, его и не приняли. И я, вместо того чтобы за квитанцию-то, может, тысячи три бы взял, должен был довольствоваться принесёнными мне прежде ста рублями. Вот-с какие мошенники!

Настасья Андреевна молчала. Она смотрела на своего кузена с полным презрением и ужасом.

«И это родовой князь, — думала она. — Где же доблесть рода? Впрочем, чем же он родовой? Правда, есть у него права, но права кастовые, а не родовые, родового в нём нет ровно ничего. Он называется князь, но только по преемственному преданию и более ничего. Он просто кастовый представитель капитала, стремящийся к наживе, попросту кулак, в душе кулак, хотя и зовётся князем».

   — Да-с, сестрица, вот ведь у нас какие мошенники, — продолжал князь Юрий Васильевич. — Оно бы всё ничего-с, другой бы раз не попался-с. Дельце-то всё было выгодное-с и поправило-таки некоторых дворян-с. Так чем бы поощрить, а они-с что же? Запретили-с, право слово, запретили-с! Да ведь они мои, говорю. Мои или не мои? Но что делать-то было? Осталось одно-с: девок на вывод продавать да мальчишек законтрактовывать. Вот в Зацепине у вас, да и в Парашине-с, много девок-с, и хороших, хорошие деньги давать станут. А коли это ещё отнимут, то просто хоть в гроб ложись, хоть от вотчин отказывайся!

   — Как это на вывод? — спросила Настасья Андреевна, останавливаясь на новости слова.

   — Так-с, на вывод. Девки подрастают, нужно их замуж выдавать, а парней женить. Если парню в своей вотчине невесты нет, покупают на стороне, это и называется на вывод. Я у себя, в Шугароновке, ввёл правилом-с, чтобы всякий парень невесту добывал себе сам, как знает. Женись на вольной или выводные деньги плати, это его дело. Своих же девок всех до одной-с я продаю на вывод. Ну-с, случается иногда и хорошие-с деньги брать-с, особенно когда покупают-то не для замужества-с.

   — Так для чего же? — спросила Настасья Андреевна. И её глазки засверкали от негодования.

   — Я в это-с не вхожу. Мне какое дело? Моё дело взять деньги и дать выводное письмо, а там её хоть под стеклянный колпак поставь. Хоть, признаться, всегда под рукой стараешься узнать, кто и зачем торгует, и сообразно тому и цену просишь. Цена девке обыкновенная 40 рублей, ну много 50 рублей, а вон господа богатые узнают, что у девки голос, в певицы домашние приучить хотят или комедию ломать хотят заставить, не жалеют и сотен. А иногда и так, какому-нибудь богачу девка приглянется, он и покупает, чтобы себе постель оправлять заставить. Ну тогда и тысячи, пожалуй, не пожалеет. У меня вот, в Шугароновке, поп овдовел и торгует себе девку в хозяйки, даёт 500 рублей, да шалит! Девка ему нравится, и я непременно с него семьсот сдеру. В Москву тоже этого товара много идёт для разных целей. И тут, разумеется, в цене не церемонишься, особенно когда видишь, что девка красивая и понравилась очень.

Долго сдерживала себя Настасья Андреевна, не желая, в полноте своего презрения, отвечать кузену. Но когда тот начал выкладку, что вот в тысяче ревизских душ есть, по меньшей мере, полтораста молодых и красивых девок, то она не выдержала и резко сказала: