Князи в грязи

— А тебе не кажется, что такой вопрос отцу задавать несколько неприлично?

— Отцу — да. Пациенту — нет. А поскольку мы договорились на сто рублей, ты хоть и плохонький, но пациент.

— Давай передоговоримся на сто долларов, и я стану хорошим пациентом.

— Ты станешь тридцатью плохонькими.

— Почему тридцатью?

— Пап, ты банкир или куда? — Оля прыснула от смеха.

— При чем здесь банкир?

— Обменный курс рубль-доллар — тридцать к одному. Соответственно, гонорар в сто долларов — это тридцать плохоньких сторублевых пациентов.

— Да ну тебя! — теперь и Андрей рассмеялся.

— Ладно. Психотерапевт из меня не получился. Женись!

— Почему?

— А потому, что мне Маша нравится. И с холостяцкой жизнью тебе пора завязывать. Ты при Маше хоть пить перестал. Уже польза! Ну, Новый год не в счет. Ты, видимо, тогда, накануне своего «пике», как раз и задумался в первый раз о женитьбе?

— Да, — Андрей растерялся. — А как ты догадалась?

— Так я же на собаках все время экспериментирую. А все кобели одинаковые. Боятся лишиться свободы…

— Ну, если я кобель, то ты…

— Ага! А я этого и не скрываю.

Оля встала, подошла к отцу, поцеловала его в щеку и позвала пить чай. Андрей смотрел на дочь счастливыми глазами. Ею можно гордиться. Правда, Маша, конечно, покрасивее. Но и Оля — вполне себе ничего.

* * *

Проект брачного договора Маша попросила составить Иннокентия Семеновича.

— Понимаешь, Машуль, если ты жаждешь расстроить брак, достаточно сделать только одну вещь — записать в договор, что имеешь право хоть на что-нибудь, — адвокат ехидно улыбнулся.

— Не любишь ты Андрея! — Маша надула губки. — А он, между прочим, в отличие от тебя на мне собирается жениться.

— Да я к тебе лучше отношусь. Я не хочу, чтобы ты стирала мои носки.

— Угу, при твоей скаредности на стиральную машину рассчитывать точно не придется.

— А ты настаивай, чтобы Андрей взял домработницу. Помоложе и покрасивее.

— Ага! Сейчас! — Маша покраснела от злости. Конечно, она боялась, что у Андрея может возникнуть новый роман и она окажется в положении Ани. «Черного кобеля не отмоешь до бела». Но она расстарается.

— Ладно, к делу! То есть о сущем — о деньгах.

— А можно в контракте записать, что мы обязуемся любить друг друга до гробовой доски? — Маше очень нравилось поддразнивать адвоката, играть на его чувстве ревности.

— Можно, но тогда он будет признан в суде недействительным.

— Почему это?

— Потому, котенок, что есть такое понятие — кабальная сделка. И еще — сделка, заключенная под влиянием обмана.

— И кто кого обманывает?

— Разумеется, как обычно, ты всех.

— Можно подумать, что тебя можно обмануть!

— Меня нельзя. Ладно. Я думаю, формулировка должна быть стандартная — каждому принадлежит то, что на его имя зарегистрировано.

— Значит, акции его фирм…

— Они останутся всегда его. Если только он под влиянием твоих чар не перепишет их на тебя.

— Ну и х… с ним!

— Не матерись. Ты теперь будешь дамой светской, то есть манерной, жеманной и хорошо воспитанной. Только мизинчик не оттопыривай, когда чашечку с кофе брать будешь, — настала очередь Иннокентия Семеновича подколоть Машу. Она ему про Андрея, а он ей про ее происхождение… Квиты.

— Злой ты, медвежонок! Будешь наказан. Спи отныне с выпускницами Смольного. Им сейчас как раз лет по девяносто, твоя возрастная группа. — Ох, как Маше нравилось пикироваться с Кешей. Только он мог по достоинству оценить ее уколы и ответить соответственно. Маша обожала фехтовать словами. Жаль, что с Андреем это было невозможно.

— Мало заманчиво. У них за всю жизнь не накопилось в этом вопросе такого опыта, как у тебя.

— Не хами!

— А ты не задирайся! Андрею твоему, кстати, через десять лет будет столько, сколько мне сейчас. Что тогда будешь делать?

— Как что? Выйду за молодого и богатого! И между прочим, не через десять лет, а через двенадцать.

— Вот потому и нельзя в контракте писать «до гробовой доски». Ты уже сейчас не собираешься этот пункт исполнять.

— Вот от чего вас, адвокатов, во всем мире и ненавидят, все в свою пользу вывернете!

— Ну, мы-то на словах, а судя по твоим успехам, ты — на деле. Честно, я не верил, что ты его охомутаешь.

— А может, это он меня?

— Ага! Кому-нибудь другому рассказывай!

— Ладно, что еще писать будем?

— Я думаю, стоит записать, что из нерегистрируемого имущества каждому в случае развода принадлежат те вещи, которыми он пользовался исключительно или преимущественно.

— А это что за хрень?

— Маш, правда, кончай выражаться, будто уличная дешевка. Ты как минимум — будущий юрист! — Адвокат всерьез разозлился.

— Извини. О чем идет речь?

— О драгоценностях для тебя. И бритве для него! — Иннокентий Семенович наблюдал, какое впечатление произведут его слова.

— А мой эпилятор?

— Отсудим!

— Я на тебя надеюсь.

Любовники рассмеялись. И от пикантности ситуации — обсуждение брачного контракта после приятного секса, и от «лексического пиршества», как называл Иннокентий Семенович их словесные дуэли.

— Да, кстати, — на лице адвоката проявилась озабоченность, — у Андрея есть контакты в ФСБ?

— Разумеется. А как бы иначе он бизнесом занимался. А чего?