Князья и Цари

10. Позвизд — тоже непонятно,

11. Борис и

12. Глеб — дети царевны Анны.

Всем сыновьям Владимир раздавал города, потом отнимал их, перемещал княжат с места на место. Первые два сына умерли. Старшим стал Ярослав Хромой. Он был хромой натурально, в прямом смысле этого слова. Это потом уж, став великим князем, он заставил Писца переписать себя в Ярослава Мудрого. Да, и правда, — как мы увидим, — оказался неглуп.

Пока же возник неприятный казус. Владимир был венчан по-христиански только на Анне. Остальные 4 жены с крещением Руси потеряли законность и пополнили ряды памятных двадцати сороков «подложниц». Их детям, конечно, было обидно числиться в ублюдках по милосердным церковным правилам. Они затосковали. Особенно нервничал Святополк. «А ну, — думал он, — как на самом деле я сын не Владимира, а злодейски убиенного Ярополка — законного сына Святослава и князя киевского?»

Терзался парень. Владимир для профилактики нет-нет, да и сажал его в тюрьму. А тут еще наш Писец соловьем разливался о социально близких Борисе и Глебе: «Аки цвет в юности!…Светятся царски!…», — и прочие эпитеты и гиперболы. Подействовало это и на Владимира. Стал он старшего из младших, Бориса, двигать в наследники. Но не тут-то было!..

Владимир умер в Берестове в ностальгии о 200 тамошних «блудях», дорогих его сердцу непритязательной простотой… Возникла сложная интрига. В Киеве под надзором находился Святополк, оттираемый от престола. Борис увел киевские полки воевать. Греки, обсевшие умирающего Владимира и отпустившие ему перед смертью грехи молодости, побоялись перемены власти и веры. Факт смерти князя был скрыт. Ночью его тело закатали в ковер. В полу терема прорубили дырку. Спустили тело в высокий подпол — в подставленные сани. И под видом багажа поволокли в Киев…

Вы, наверно, догадались, что снега в июле, хоть и 1015 года, а все же не было. Но таков был русский обычай — везти покойника в санях по любой погоде. Была даже присказка: «Уж сидя на санях», то есть будучи при смерти.

Итак, тело Владимира было заперто в киевской церкви. Утром неожиданно для Святополка по княжьему двору забегали, захлопали крыльями черных риз, завыли в голос, зазвонили в колокола. Думали, что народ, ошеломленный потерей милостивца, поступит по его воле, задвинет старшего, «блудного» сына и будет дожидаться с войны «законного» Бориса. А нам было все равно! Да и Святополк — не лыком шит! Уселся на батькин трон и ну командовать, раздавать подарки, распоряжаться на похоронах!

— Папу, значит — в мраморный гроб, да чтоб с позументами, да с воинскими почестями!

С тех пор на Руси замечено: кто возглавляет комиссию по похоронам старого царя, тот и есть новый царь! Справили веселые поминки. Писец наш там был, мед-пиво пил, двусмысленно записывал, что люто граду тому, где князь юн, любит вино пить под гусли с молодыми советниками. Не понравилось греческим ученым русское веселье и самостоятельное размышление.

Крепко запахло гражданской войной. Войско Бориса стало радостно потирать руки: айда, князь, на Киев! Сядешь на престол отцовский! И мы вокруг тебя. Но князь был вялый. По молодости буквально понимал христианское смирение. Стал длинно рассуждать, что не поднимет руку на брата.

— Какой он тебе брат?! — горячились дружинники. Но не переубедили князя, плюнули и пошли по домам. Святополк, не поверив в долгосрочность братских чувств, решил поступить по отцовскому, равноапостольскому примеру: убить брательника, и нет проблем! Вся история, весь опыт, все воспитание придворное доказывали Святополку, что любовь — любовью, смирение — смирением, но пройдет время, и советники греческие науськают Бориса…

Послали исполнителей из верных слуг. Подкрались ночью к походному шатру Бориса. Его уже кто-то предупредил, и он молился всю ночь, вместо того, чтобы бежать. Дали ему домолиться и лечь спать. Завалили шатер и стали копьями тыкать в лежанку Бориса. Но на Борисе сверху оказался его отрок Георгий. Поэтому Борис остался жив, хоть и тяжело ранен. Перебили всю дворню. Отрезали голову этому Георгию, чтобы снять с его шеи подарок Бориса — тяжелую золотую гривну.

Такие гривны из серебра, бронзы, золота поначалу отливались в форме «женского детородного органа», и женщины диких племен носили их на ремне или цепи — на бедрах; цепь — пояс, подвеска — под животом. Самые смелые дамы надевали гривны на шею. Так они и превратились в шейные металлические обручи с подвесками и рельефными формами. Гривны были дороги, поэтому ходили как деньги. Название это прилипло к деньгам и используется простодушными киевлянами по сей день. Происходит слово «гривна» предположительно от слова «грива» — не иначе, как по кучерявости волос, изображавшихся ранее в верхней части подвески…

Раненого Бориса в беспамятстве повезли к Святополку, и тот милосердно велел добить его.

Чтобы покончить с христианским престолонаследием, Святополк вызвал Глеба из его волости «к больному отцу» и послал ему навстречу убийцу-повара. Глеба зарезали в лодке. Вся его молодая дружина разбежалась.