Читаем Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка полностью

Ойстейну нечего было делать среди нас! Он всех знал, и каждый раз, когда кто-то сжигал церковь, он ходил от одного к другому и хвастался, что мы сожгли церковь. Он всегда говорил «мы», потому что хотел быть частью движения. Насколько я знаю, единственным преступлением, совершённым им, была кража со взломом из одной церкви. Да, ещё один раз он попугал другого блэкушника (Евронимус угрожал Огиану "Оккультусу"), и то, на это его уговорил я. Он всегда следовал за мной. Ойстейн был просто большим болтуном — и, конечно, мы использовали это в своих целях. Если я хотел внедрить какую-то свою мысль в блэк-метал сцену, я просто рассказывал ее Ойстейну, а его ответ был неизменен: "Отлично!" И через час он уже трезвонил всем и вся: "У меня есть отличная идея!", и новость распространялась мгновенно. Это был очень простой способ. Он был просто болтун, и мы в шутку называли его "голосом Гришнака". Я сказал как-то об этом ему, незадолго до его смерти, и это стало одной из причин, подвигшей его против меня — я открыл ему его истинную суть.

Ойстейн никогда не участвовал в поджоге церквей?

Нет, в самих поджогах он не участвовал. Он не разрабатывал планов и ничего вообще не делал. Ничего.

Кроме тебя, кто ещё из блэк-металлистов недолюбливал его?

Darkthrone разобрались, что он за гусь. Они не хотели иметь с ним дел. Фенриз любил Ойстейна, но остальные ненавидели его. Они проклинали его во время ритуалов, потому что они были настоящие Сатанисты.

За что же они его так ненавидели?

За то, что он был всего лишь пугалом — внутри он был не таким, каким хотел казаться снаружи. Народ все больше понимал, что он просто лжец. Он сидел в своем магазине, жрал люля-кебабы, купленные в соседнем пакистанском магазине, запивая кока-колой, — всё это было куплено на наши деньги. Это были неправедно нажитые Деньги, он просто паразитировал на нас, К тому же, он был наполовину лапландцем, что тоже говорит не в его пользу. Ублюдок!

Он кидал всех, всех нас. Когда он раздавал людям записи, то те думали: "Да, Ойстейн — молоток, он раздает записи за так". А платили за его щедрость мы. Он жил за наш счёт, и это всем порядком поднадоело. Мне присылали почтовые переводы, чтобы я выслал мой дебютный мини-альбом, Aske. Когда я сидел в тюрьме, я перепоручил это дело ему, но он прикарманил все деньги и не выслал ни одного альбома.

Ойстейн все больше надоедал тебе?

Да. Мы не хотели больше иметь с ним дел, а он все названивал и спрашивал: "Можно ли остановиться у тебя, когда я буду в Бергене?" Я ответил ему «Нет». Но убил я его не из-за этого. Причина совсем в другом: он пытался убить меня. Он даже сказал об этом Самоту и ещё нескольким, и один из них позвонил мне и сказал, что Ойстейн хочет меня убить. Он (Ойстейн) не сказал об этом всем, как он обычно делал. Так что на этот раз всё было серьезно. Так как он не трепался об этом на каждом углу, а поведал только нескольким людям, которым он доверял, это дало мне основания полагать, что всё действительно серьёзно.

Поэтому я сразу поехал к нему домой и спросил: "Что ты там задумал?". Он запаниковал. Если ты собираешься кого-то убить, а тут твоя жертва сама является к тебе домой в три часа ночи, то есть от чего запаниковать, понятно. Он собирался убить меня, но когда я приехал к нему, должно быть он подумал, что я собираюсь убить его и испугался. Тогда он от страха бросился на меня. Он ударил меня в грудь, и это несколько удивило меня. Но я не растерялся и повалил его на пол. Тут он вскочил и попытался бежать на кухню за ножом. Я подумал: "О'кей! Если он идет за ножом, тогда и я достану свой нож". Я догнал его перед тем, как он успел добежать до кухни, и ударил его ножом. После этого он побежал было к себе в спальню, где у него было ружьё, то самое, из которого застрелился Мертвец.

У него было то самое ружьё?!..

Теперь я определённо не могу сказать, было ли это то самое ружьё. Может у него и вовсе не было ружья, но в тот момент я был на все сто уверен, что оно у него есть. Кроме того, у него был электрошок, и я решил, что у него точно есть оружие. Я погнался за ним. Он выбежал из квартиры и с криком "На помощь!" начал звонить в двери соседей. Я не ожидал от него такой трусости. Но я знал, что он хочет убить меня, и решил, что я убью его — сейчас или после, потому что в противном случае он попытается убить меня, и, кто знает, может у него это и получится. Тогда чего мне ждать? И я убил его. Кроме того, меня предупредили о его плане: парализовать меня электрошоком, придушить и замучить до смерти.

Ты слышал об этом?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука