Князья Рос: Арийская кровь

«…Чингиз-хан приказал Джучи двинуться в поход на завоевание и покорить северные области, как то: Келар, Башгирд, Урус, Черкес, Дешт-и-Кипчак и другие области тех краев, а так как он (Джучи), уклонившись от этого дела, отправился восвояси, то Чингиз-хан чрезвычайно разгневался и сказал: «Не видать ему милости, я предам его казни». С Джучи приключилась болезнь…» (там же).

Что дальше?

«После этого Чингиз-хан несколько раз приказывал вызвать его к себе, но он (Джучи), вследствие болезни, не являлся и приносил извинения» (тамже).

А сейчас, читатель, представьте себя на месте старшего сына «потрясателя Вселенной». Отец и повелитель отдал вам недвусмысленный приказ мобилизовать вооруженные силы вашего улуса и завоевать «Келар, Башгирд, Урус, Черкес, Дешт-и-Кипчак и другие области тех краев».

Для начала подвергаем ревизии имеющиеся в наличии возможности. В нашем распоряжении находится около 4 тыс. боеспособных мужчин. Мобилизовать их в полном составе не представляется возможным.

Во-первых, часть военнообязанных следует оставить в пределах улуса для его обороны и нормального функционирования хозяйственной жизни. Кроме того, поход обещает быть весьма продолжительным и кто-то должен остаться для трудов над воспроизводством населения. А вы как думали? Позовете для этого китайских гастарбайтеров?

Во-вторых, так или иначе, но часть мобилизованных бойцов необходимо будет задействовать в обозно-интендантских подразделениях, таким образом, если у нас в наличии останется тысячи две активных штыков, то это есть очень хорошо. Брать с собой весь улус с женами и детьми не рекомендуется, поскольку в таком случае войска резко теряют в подвижности и становятся легко уязвимыми, будучи прикованы к телегам с потомством.

Что мы наблюдаем в отношении противной стороны? В одном только Дешт-и-Кипчаке, по словам Л. Н. Гумилева («Древняя Русь и Великая степь») обитали от трехсот до четырехсот тысяч кочевников, за которыми гоняться следовало бы много лет и не факт, что это они не гонялись бы за джучидским воинством. Т. е. наши (Джучи) возможности уступают тем же куманским раз в 15–20.

А далее еще и русские княжества с их многочисленными крепостями, злыми мужиками, лесами и снегами. Кроме того, Черкес, Башгирд и Келар.

Ну и?

Да это же самоубийство!

Вот поэтому Джучи-хан очень быстро заболел и к своему отцу не хотел ехать ни под каким предлогом.

Джузджани, а он на могольской службе в отличие от Рашид ад-Дина не состоял и являлся противником могольской политики, данный оппортунизм Джучи-хана объясняет следующим образом: «Когда Туши, старший сын Чингиз-хана, увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздух лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих. В ум его стало проникать желание восстать против своего отца; он сказал своим приближенным: «Чингиз-хан сошел с ума, что губит столько народа и разрушает столько царств. Мне кажется наиболее целесообразным умертвить отца на охоте, сблизиться с султаном Мухаммедом, привести это государство в цветущее состояние и оказать помощь мусульманам». Проведал о таком замысле брат его Чагатай и известил отца об этом изменническом плане и намерении брата. Узнав (это), Чингиз-хан послал доверенных лиц своих отравить и убить Туши» (Джузджани / Пер. В. Г. Тизенгаузена. В кн.: Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М., 1941).

Здесь, как я думаю, Джузджани принимает желаемое за действительное, т. е. причину смерти Джучи-хана пытается мотивировать стремлением его сблизиться с мусульманским миром и остановить, грабеж и погром мусульман. Увы, но похоже, что Джучи-хан принципиально не стремился противодействовать политике отца, а причину его гибели следует искать в борьбе Чингизидов за власть. Известно, что Угедей и Джагатай были резко настроены против старшего брата, всячески распускали о нем слухи как о «наследнике меркитского плена» и видели в нем угрозу своим претензиям на первенство.

«Сокровенное сказание» сообщает о склоке братьев: «Итак, — продолжал он (Чингисхан. — К.П.), — итак старший мой сын — это Чжочи. Что скажешь ты? Отвечай!» Не успел Чжочи открыть рта, как его предупредил Чаадай: «Ты повелеваешь первому говорить Чжочию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия? Как можем мы повиноваться этому наследнику меркитского плена?» При этих словах Чжочи вскочил и, взяв Чаадая за ворот, говорит: «Родитель государь еще пока не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только одной лишь свирепостью ты превосходишь всех. Даю на отсечение свой большой палец, если только ты победишь меня даже в пустой стрельбе вверх. И не встать мне с места, если только ты повалишь меня, победив в борьбе. Но будет на то воля родителя и государя!» И Чжочи с Чаадаем ухватились за вороты, изготовясь к борьбе. Тут Боорчи берет за руку Чжочия, а Мухали — Чаадая, и разнимают. А Чингисхан — ни слова».