Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король. Машина смерти. Дворец любви. Лицо. Дневник мечтателя)

Я с любопытством прочла в последнем выпуске «Космополиса» статью, посвященную встрече выпускников лицея в Блаженном Приюте — хотя бы потому, что мой сын Нимфотис был школьным приятелем молодого Ховарда Хардоа. Поистине неисповедима судьба человеческая! Ховард и Нимпи — так все называли моего сына — были неразлучны. Нимпи часто рассказывал нам о необычных талантах и способностях Ховарда, а его самым драгоценным достоянием был «Дневник мечтателя», подаренный ему Ховардом — небольшая записная книжка с описаниями и зарисовками их мальчишеских фантазий.

Наш маленький сын случайно утонул, когда купался в пруду, и вскоре после этого мы покинули Мониш, но «Дневник мечтателя» все еще напоминает нам о счастливой семейной жизни на степной ферме. Трудно поверить в то, что Ховард Хардоа, кроткий и аккуратный мальчик, стал упомянутым в вашем журнале главарем преступного мира, но жизнь полна самых удивительных неожиданностей. Мне это хорошо известно — лучше, чем большинству людей, потому что нам неоднократно приходилось переезжать с места на место; даже теперь мы плохо представляем себе, где и как закончим свои дни. Мы часто вспоминаем о нашем бедном маленьком Нимпи. Если бы он не утонул и вырос, возможно, теперь он тоже стал бы известным и влиятельным человеком.

Пожалуйста, не публикуйте в журнале мою фамилию и мой адрес, так как в настоящее время я не смогу отвечать на письма и запросы.

С уважением,

Тьюти К.

(По просьбе читательницы ее фамилия и адрес не указываются.)»

В редакцию «Космополиса» явился угрюмый сухопарый субъект неопределенного возраста, в аккуратном черном сюртуке местного покроя, узком в плечах, но с образующими раструб фалдами. Субъект передвигался ловко, осторожно и бесшумно, как кошка. У него были черные глаза и продолговатое лицо со впалыми щеками. Его густые черные волосы росли треугольным выступом на лбу и покрывали виски коротко подстриженными бакенбардами. Подходя к стойке в приемной, он настороженно поглядывал по сторонам — такова, по-видимому, была его старая привычка. Секретарша спросила его: «Чем я могла бы вам помочь, сударь?»

«Я хотел бы обменяться парой слов с господином, написавшим статью о Ховарде Трисонге, опубликованную несколько недель тому назад».

«О, эту статью поместил Генри Лукас. По-моему, он все еще у себя в кабинете. Не могли бы вы сообщить, как вас зовут?»

«Шахар».

«И по какому делу вы хотели бы обратиться к господину Лукасу?»

«Как вам сказать, барышня... Это щекотливый вопрос. Я хотел бы объяснить его сущность, говоря с глазу на глаз с господином Лукасом».

«Как вам будет угодно. Я спрошу господина Лукаса, сможет ли он принять вас сегодня».

Девушка произнесла несколько слов в микрофон и прослушала ответ. Повернувшись к посетителю, она сказала: «Не желаете ли присесть, господин Шахар? Специальный корреспондент Лукас примет вас через пять минут».

Шахар сидел неподвижно, но его глаза непрерывно рыскали по углам.

Прозвучал музыкальный сигнал. Секретарша пригласила: «Господин Шахар! Будьте добры, следуйте за мной».

Она провела Шахара по коридору и открыла перед ним дверь помещения с бледно-зелеными стенами и ковром лавандового оттенка. За овальным столом с округлым вырезом посередине лениво развалился в кресле человек с модным бледным оттенком кожи лица, обрамленного блестящими черными кудрями. Его костюм был образцом элитной элегантности; его манеры, так же, как и выражение лица, свидетельствовали о плохо скрываемой высокомерной небрежности.