Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси

Короткая встреча Иова перед ночной грозой с Борисом, несколько фраз, сказанных скоропалительно, не прибавили ясности. Но кое-что всё-таки Иов уяснил. И сие выступало в защиту Годунова. Это его поведение. Да, вначале, когда Борис упрашивал Иова на коленях не ездить в Углич, это насторожило патриарха. Только так мог просить-умолять человек, отягощённый грехом, но Иов вспомнил и другое, то, как правитель рассказывал ему угличскую былину-сказку о том случае, когда царевич Дмитрий рубил головы снежным ликам, как хладнокровно, совсем не по-младенчески изуверствовал над ними, отрубал головы, руки, ноги, как поносил фамилии государственных мужей и святителей церкви. Не есть ли это выражение следствия падучей болезни, когда человек алчет только крови? Чужой, своей — сие безразлично поражённому падучей болезнью, он — безумен.

Ведомы примеры сему. Так, второго января 1570 года Иван Грозный с сыном Иваном подошёл к Новгороду, окружил пригородные монастыри и согнал из них пятьсот чёрных монахов, дьяконов, соборных старцев. Связанных, их привели в Городище на правёж. Царь велел отречься им от своей земли. Они кричали под плетями: «Нет! Нет! И нет!» Иван Грозный впал в падучую и сам вместе с опричниками стал убивать священнослужителей. Убили всех.

Восьмого января царь Иван с сыном и с дружиной вступили в Новгород. Опричники схватили митрополита Пимена, привели к Грозному. Пимен просил для новгородцев пощады. Иван затрясся от гнева и закричал:

— Ты злочестивец, в руке своей держаша не крест животворящий, но вместо креста — оружие. И сам оружием хощаши уязвити царское сердце!

Митрополита тут же казнили. В припадке падучей, случившейся в тот же день, Иван Грозный повелел каждодневно убивать по тысяче новгородцев. Позже Иов встречался с новгородскими святителями, и один из них, протопоп Естафей, очевидец, рассказал Иову:

— И после сего открылся ужасный суд на Городище. Судил Иван и сын его Иван. Ежедень приводили к ним от 500 до 1000 новгородцев, били их, мучили, поджигали некоею составною мудростью: огненною, именуемой пожар. Потом, измученных и поджаренных, привязывали головою или ногами к саням, волокли на берег Волхова и бросали с моста в воду. А жён и детей вязали за руки и за ноги опако, младенцев привязывали к матерям и бросали с высоты в реку, где она и зимою не замерзала. Опричники ездили на лодках по Волхову с кольями и баграми, с секирами. Кто из вверженых в реку всплывал, того кололи, убивали. Сии убийства продолжались шесть недель, — рассказывал Естафей, — в тое время дворецкий Салтыков разворовал казну церковную, сосуды, чудотворные Корсунские иконы.

Иов тогда плакал. Ему было страшно только от одних перечислений злодейств державного василиска. Помнил Иов, что в анодике Кириллова белоозёрского монастыря было записано, что, находясь во мраке от Бога, Иван Грозный и его сын Иван уничтожили в Новгороде многие тысячи горожан и крестьян.

«Во мраке от Бога — что это? — размышлял Иов. — Может, и не василиск Иван Грозный, а иное чудовище. Всевышний велит убивать василисков и тех, кого порождают василиски. Так не сие ли повеление Божие было исполнено теми, кто там, в Угличе, лишил жизни малого василиска Дмитрия. И тогда грешен ли поднявший руку на чудовище? Бог превыше всего, — заключил патриарх. — А что же гнев народа? Почему были растерзаны толпой дьяк Михайло Битяговский, его сын со товарищами да горожане? Не был ли управляем тот гнев народа чёрной силой «во мраке от Бога»? Не бессудная ли это расправа, не разбой ли? Суд людской требует, чтобы добродетели и злодеяния — всё легло на чаши весов».

Иов, как судья, призванный Богом, раскладывал по чашам всё, что могло стать оправданием или уликой тем, кто, по его мнению, был замешан в угличской истории. Но вольно или невольно он всё-таки больше думал о Борисе, соизмерял его благие деяния с благими деяниями Ивана Грозного. Немало их, благих деяний, в пользу России было у Ивана Грозного. Он завоевал много земель.

Начал строить белокаменную Москву, преобразил Кремль. Только власть Иванова была во всём расточительна и губительна, страхом держал он народ в повиновении, опричниной. Казна Иванова пустовала. Царская отчина — 36 городов с весями из-за нищеты люда, из-за постоянных войн приносила доходу в царскую казну лишь шестьдесят четыре тысячи рублей. А в Фёдорово время, при ослабления тягот крестьянам, умом и промыслом Бориса и Григория Годуновых, от прилежания людского царская казна получила двести тридцать тысяч рублей. Да с других мест в государеву казну под печать Бориса Годунова поступало до полутора миллионов рублей золотом в год. Никогда ещё Российская держава не была так богата.