Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси

А на поверку выходило, что ставил Пётр Окулов Иова перед выбором: или преданность рабская Годунову, мнимой дружбой окрашенная: пока нужен, до той поры и дружим, или служение Трисиятельному Единому Божеству и служение верой и правдой государю Российскому. И, не сделав выбора, патриарх вернулся к столу, дабы уничтожить смущение-грамотку, ан на столе её уже не было. Да и Окулов такоже на глазах у патриарха туманом изодеши. И сам патриарх источаться почал. И подумал Иов, что сие и есть его спасение от греха.

А проснувшись ранним утром, патриарх понял, что сон вещий. Он даже спальню старательно осмотрел, надеясь где-нибудь в углу за образами увидеть Петра Окулова или найти то лебяжье перо, каким подписывал грамотку. И несмотря на то, что ничего не нашёл, он не подверг сомнению то, что с ним произошло во сне: был Пётр Окулов с грамоткой. Потому и рука с крестным знамением легла на чело и на грудь твёрдо.

Наскоро одевшись, патриарх отправился в палаты правителя. Но дворецкий, совершив низкий поклон, сказал патриарху, что правителя нет дома, а есть он в Иосифо-Волоколамском монастыре.

— Сын мой, а кто тебе поведал, что Борис Фёдорович уехал в сей монастырь?

Дворецкий был смущён и напуган вопросом патриарха настолько, что потерял дар речи. Не уведомлял его правитель о том, куда несколько дней назад уехал. Да вот пришло озарение — и он увидел монастырь и правителя в нём, о том и сказал.

Иов понял дворецкого и его смущённое состояние, покачал головой и тихо побрёл к себе. Смута и предчувствие большой и скорой беды с новой силой охватили душу патриарха. Случилось это потрясение за полгода до смерти царя Фёдора.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ ПРОИСКИ

И боярин князь Фёдор Романов, узнав от Дионисия, что правитель Годунов почитай месяц гоняет коней по державе да встречается с ведунами и волхвами, задумался. Да без удивления, потому как удивляться-то и нечему, коль отчаянный человек на происки ринулся. И узнал Фёдор, что Борис побывал за минувшие дни в Кашире и в Серпухове, в Коломне, Верее, Можайске и в других мелких городках.

Спрашивал Фёдор себя, чего добивался правитель, коль вся полнота власти в его руках. Раньше, года через два после смерти Ивана Грозного, Борис сомневался в той полноте. Сильно теснил его с места правителя глава Посольского приказа думный дьяк Андрей Щелкалов. Умный, решительный, обладающий жестокой и непреклонной волей, Андрей Щелкалов буквально поработил христолюбивого царя Фёдора. Да и Бориса угнетал своими талантами. А после мая девяносто первого года казалось, что Борис попал в тенёта, растянутые Андреем Щелкаловым. Он, не брезгуя средствами, распускал слухи, что смерть царевича Дмитрия на совести Бориса Годунова.

Быть же такому, что на одного хитрейшего нашёлся другой, ещё более пронырливый и удачливый хитрец. Кто бы мог подумать, что Андрей Щелкалов распишется в своей беспомощности и вместе с Василием Шуйским будет читать высшему боярству и духовенству список угличского обыска-допыту, где твёрдо было сказано, что смерть царевича наступила Божьим судом. Да это в прошлом. А теперь удивило Фёдора Романова то, что Борис побывал в Волоколамске и встречался там с Сильвестром и Катериной. Выходило, что никто другой из ведунов не сказал Борису той правды, какую открыли ему провидцы Катерина и Сильвестр. После встречи с ними Борис сразу повернул к Москве, а приехал цветущим, как маков цвет. Но что сказали ему Катерина и Сильвестр, пока никому не было ведомо.

Фёдор Романов решил, что это нужно знать обязательно. Понял он, что Борис действует не только против кого-то, ему, Фёдору, неизвестного, но и против него. И послал Фёдор своих людей в разные места узнать правду у ведунов. Да все они вернулись ни с чем. И тогда Фёдор сам решил ехать в Волоколамск, а всё другие места, где был Борис, его не интересовали. Верил Фёдор, что всё узнает от Катерины. Да и не скрывал от себя князь, что тоской изошёлся по своей любе. Сумела она разделить его сердце на две части и одну взяла себе. Теперь же оставшаяся половина денно и нощно стремилась к своей другой половине. Так Фёдору казалось, и его душа заходилась от радости, когда он думал о Катерине, вспоминал её ласки.

Пополудни, лишь чуть схлынула летняя жара, Фёдор стал собираться в дорогу. Платье он надел попроще — кутневой кафтан, в каком хаживал по Пскову, когда воеводничал там, да лёгкую кунью шапку. Смущало Фёдора то, что располнел за последние годы. А и то сказать, сколько времени прошло с последней встречи. Уж и до заветной черты, какую наметила Катерина, осталось совсем намного. Ой, поторопиться нужно ухватить лишнюю радость жизни, а ведь опосля и не дотянешься.

И вот уж кони запряжены: коренник да пристяжная, возок лёгкий — и в путь пора.