Князьки мира сего

Да, Петины кумиры отлично знали: что-то назревало в его жизни. Сегодня Пётр Исаакович кожей почувствовал ветер перемен, неожиданно подувший на него из приоткрытой двери квартиры сатанистов. И дело было даже не в зелёном человечке с фиолетовой кровью, лежавшем на полу с перерезанным горлом. Тут таилось что-то другое, что-то ещё более необычное и… трансцендентное. Да, именно ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ — это было то самое слово, которое Иваненко мучительно пытался поймать, идя домой по запруженным машинами и людьми улицам. Оно вертелось на кончике языка, но никак не хотело проникать в сознание. А вот теперь вдруг загорелось в мозгу яркими неоновыми буквами: «ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ!!!»

Стоп! Ночью он всё обдумает. Но это ночью, а сейчас — борщ и только борщ, с сахарной косточкой, приправленный материнской любовью и заботой.

* * *

Людмила Петровна разливала по тарелкам суп и одним глазом косила на сына. Ему никогда не удавалось обмануть её бдительное материнское око. За внешним спокойствием и беззаботностью она всегда угадывала скрываемую от неё тревогу, тоску или душевное волнение. Её мальчик чем-то сильно обеспокоен — она определила это уже по одной его походке. Но по давно заведённым правилам игры она молчала и не смела его ни о чём расспрашивать. «Надо его как-нибудь женить, — в очередной раз подумала женщина и тихо вздохнула, глядя на поседевшие раньше времени виски сына. — Мальчишке тридцать пять лет, а у него был всего один роман, и тот неудачный. Почему он не стал делать Светке предложение? Ведь уже спали вместе…» На самом деле, Людмила Петровна догадывалась, почему. Света была абсолютно земная, хотя и неглупая женщина. А Петя всегда стремился куда-то вверх, вверх и вдаль. Он думал исцелиться и стать земным, когда бросил институт и пошёл работать в дежурную часть. Но всё было тщетно — милиция не помогла.

— Что ты вздыхаешь, голубка дряхлая моя? — спросил Иваненко, наворачивая борщ. Он тоже вспомнил Светлану — у них с мамой уже давным-давно было что-то вроде телепатической связи.

«Три года уже не созванивались. Нашла она себе кого-нибудь? До сих пор прозябает в своём НИИ?»

— Сынок. Я тут смотрела передачу, как знакомиться через интернет. Можно долго-долго переписываться, слать фотографии. Никто тебя ни к чему не принуждает. И выбор огромный!

— Ну вот и познакомься с кем-нибудь! Тридцать лет уже, как вдовствуешь!

— Опять шутишь!

— А вот и нет. Мне кажется — тебе сейчас самое время. Тебе же ещё семидесяти нет! Приведи какого-нибудь дедка, тоже вдовца, я не против. Посмотрите с ним DVD. Оставь его ночевать…

— Да я и интернетом пользоваться не умею!

— Не умеешь, научим, не хочешь, заставим!

— Болтун! Молчи лучше, а то подавишься!

Пётр замолчал. И они оба стали думать о папе. Исаак Иакович был евреем, Людмила была его третьей женой, а Петя — пятым ребёнком. С предыдущими папиными семьями они не общались.

Когда Петеньке было четыре года, Исаак Иакович заболел раком. Лечиться он не захотел, зато стал ревностным иудаистом (чего за ним никогда не наблюдалось), весь последний год жизни не вылезал из синагоги и даже хотел обрезать Петюню. Людмила Петровна не дала.

На четырёхлетнего Петю папино поведение оказало сильное влияние. Взрослея, он много думал об исходе из жизни, подготовке к смерти, и даже сам хотел обрезаться в память о папе. Людмила Петровна не дала.

Казалось бы, ничего особенного — человек заболел неизлечимой болезнью и стал заботиться о своей посмертной участи. Но большинство-то людей вело себя по-другому! Они прятали голову в песок от смерти, бегали по врачам, «бабкам» и экстрасенсам, до последнего не верили, что всё-таки умрут… И умирали неподготовленными!

Например, несколько лет назад скончался отец-бизнесмен у Петиного институтского друга. Пока этот человек был здоров, он всем заявлял, что горячо верует, что православный до мозга костей; жертвовал крупные суммы на восстановление храмов, получал церковные награды в виде орденов, меховых шапок и бог знает чего ещё… А когда заболел, всю православность у него как отрезало — даже собороваться не захотел. Умирал с проклятием на устах, кажется, проклинал Бога за несправедливость к себе.

В общем, из-за отца Пётр и поступил на философский факультет…

— Не нужен мне никакой дедок! — решительно сказала Людмила Петровна. — По молодости, да, многие гуляют, но супружник у человека должен быть один, и ежели Бог забрал, то другого искать не надо.

— Да вы прожили-то вместе всего шесть лет!

— Зато какие это были годы! Конечно, я могла второй раз выйти замуж, но не хотела, чтобы ты рос с отчимом. И сейчас не хочу. Ты же — всё ещё ребёнок!

Пётр вдруг вскочил и зашептал ей в ухо:

— Нас скоро поставят на прослушку. И корреспонденция — сама понимаешь — вся будет проверяться. Будут ходить всякие люди — электрики, сантехники и так далее. Ни на что не обращай внимания! Если что заподозришь (знаю — уже заподозрила!), с подружками и сёстрами не делись. Во всяком случае, не в письме и не по телефону. Да и на улице будь осторожна — не трётся ли рядом какой-нибудь калач. Больше ничего сказать не могу. Всё будет хорошо!