Князьки мира сего

Стрелковое оружие подполковник запретил брать из принципиальных соображений. Он даже выложил свой «Макарыч», с которым никогда не расставался, чтобы «не было искушения».

Петру вдруг захотелось активизировать свои медиумические способности, как в тот раз, когда они с водяными пистолетами ехали брать Старшего Посла. И ему без труда удалось влезть в шкуру подполковника.

Кто бы мог подумать, что у него такая молодая жена и новорождённый сын! И он сейчас думает о них, о своих Алёне и Даньке. Филимонов — основательный, любящий муж. Если он вовремя приходит со службы, и Данька быстро засыпает, они с Алёной смотрят старые советские фильмы и американские мелодрамы. Мир подполковника — мир простых вещей. И вера для него — такая же простая вещь, как всё остальное. Причащается он раз в год Великим постом, как и большинство фээсбэшников. Считает, что всё зло от сомнений, колебаний, метаний. Решил служить Родине — служи честно, не критикуй президента, рискуй жизнью за отчизну. Решил жениться — люби жену свою. Сказали, что держава верою укрепляется — прочитал катехизис и стал веровать. Утреннее-вечернее правило, молитвенное внимание, греховное чувство, рефлексия, копание в заповедях — это всё для монахов. Достаточно знать, что Христос — Бог, причащаться, исполнять свой долг, не угрызать других людей — и попадёшь в рай. Всё просто!

Душу Иваненко чуть не стошнило от филимоновской простоты.

«Так ты думаешь, что подполковник не попадёт в рай?» — напомнил о себе внутренний голос.

— А зачем Христу нужны такие дебилы?

«А куда Ему будет девать такое сложное, разветвлённое сознание, как у тебя?»

— Я не понимаю, как можно жить в таком мире, в котором живёт подполковник.

«Его мир по-своему очень симпатичный, целостный…» — принялся объяснять голос, но тут микроавтобус сильно тряхнуло, и Пётр выпал из своего транса в реальность.

А реальность была такова: младший пришелец не торопясь шествовал по тротуару и, скорее всего, не думал ни о чём плохом. Да и что для него плохо, а что хорошо? Может быть, Старший Посол не врал, когда говорил, что они только рады избавиться от опостылевшего обезьяньего тела?

— Я вижу его! — прошептал Филимонов.

— Я тоже, — отозвался Мыслетворцев. — Похоже, он не включил маскировку.

Гуманоид остановился, повернулся в сторону микроавтобуса и сделал какой-то жест своей лапой.

— Приготовить ПГСП! — скомандовал подполковник.

Пётр с генератором подмышкой выбрался из автомобиля и нерешительно направился к объекту. Пришелец облизал морду своим невероятно длинным языком.

Иваненко размотал кабель, подкинул устройство поближе к гуманоиду и нажал красную кнопку на пульте. Раздался оглушительный треск. Пришелец остался невозмутимо стоять там, где стоял, а генератор разлетелся вдребезги, не пройдя испытания в полевых условиях. Оборванный кабель искрил.

Дальше всё произошло очень быстро. Подполковник подскочил к пришельцу со спины и выстрелил сетью. Сеть загудела, гуманоид рванулся, вырвал из рук у Филимонова трубу, повалив его при этом на асфальт, а потом набросился на фээсбэшника. Пётр и Алексей хотели спасти горе-охотника из когтистых лап, но электрические разряды, проходящие по сети, быстро нейтрализовали спасателей. Последним, что запомнил Пётр, когда терял сознание, была серебристая спина пришельца, заруливающего в подворотню.

* * *

По иронии судьбы, Филимонова поместили в то же реанимационное отделение, что и майора Степанова. Пётр и Алексей быстро пришли в себя, отказались от медицинской помощи и с места происшествия отправились прямиком в штаб-квартиру. Мыслетворцев остался улаживать дела с медработниками и ФСБ.

— Вы знали, что это произойдёт? — спросил Иваненко отца Илариона, когда Алексей закончил докладывать ситуацию.

— Слово «знал» слишком определённое, раб Божий. В отношении будущего его можно употреблять только тогда, когда говоришь о Господе. Скажем так, я видел один недостающий элемент, когда смотрел на подполковника.

— Отче, что нам остаётся делать после провала сегодняшней операции? — поинтересовался Алексей. — Ждать теперь уже некоего полковника?

— Да всё то же — молиться! Ведь решили уже. Христос сказал: «Если кто скажет горе сей: „поднимись и ввергнись в море“, — и не усомнится в сердце своём, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет».

— Я теперь многие вещи могу допустить, — сказал Пётр, — но не слишком ли мы замахнулись? Не из гордыни ли мы просим Бога об остановке времени?

— Из гордыни? — удивился священник. — Я-то, конечно, из гордыни, но в отношении вас, чадца мои, даже предполагать мне такое стыдно! Ты, раб Божий Пётр, очень практичный человек и молишься из чисто практических целей. Ты, раб Божий Алексей, молишься из любви ко мне. При чём здесь гордыня?

— Но…

— Никаких «но»! Чай, не на лошади. Без этого никого нам больше не отловить — вижу ясно, как днём. Остановка времени — наш последний шанс!