Князьки мира сего

– Не всё так просто, Пётр Исаакович, не всё так просто. Относительно нашей грубой материальности духовный мир, как вы понимаете, нематериален. Но относительно первичной реальности Бога духовный мир вещественен. Соответственно в глобальном масштабе о духовном мире надо говорить как о субматериальном, и время в нём действует, но является менее жёсткой категорией. Кстати, и компьютерные жители принадлежат духовному миру не менее, чем материальному. То есть в нашей метафоре духовный мир – мощная операционная система, в которую, как матрёшка, вложена операционная система материального мира. А Царство Небесное – новая совершенная пара двух этих систем.

– Однако наш программист – Христос, Бог. Как-то не укладывается, почему у Него было материальное тело в нашей операционной системе?

– А что вас, батенька, смущает? Если программист с помощью виртокостюма погрузится в свою программу и какое-то время поживёт в ней, он ведь от этого не перестанет быть программистом, не утратит свою личность. Наоборот, его личность расширится, он сможет лучше понять своих компьютерных жителей, стать к ним ближе.

– Как-то унизительно ощущать себя компьютерным человечком, за которым наблюдает программист…

– Унизительно, когда компьютерный житель, отрицая очевидное, начинает вопить, что он сам и есть программист, или что программой никто не управляет и она самообразовалась, или что программа обладает разумом и ей нужно молиться. А что может быть унизительного в том, чтобы признать: ты сотворён высшим благим Существом, которое тебя знает, любит и заботится о тебе?

– Не всем дано почувствовать Его заботу и любовь.

– Дано всем, не все себя удосуживают проверкой. Если принять благость и промыслительность Создателя за гипотезу и грамотно построить эксперимент со своей душой и своей жизнью, то очень скоро гипотеза подтвердится непреложными фактами, превратится в теорию, а потом и в знание. Вот такие пирожки!

Тут Пётр осознал, что за время их беседы освещение с улицы ни разу не изменилось – странно даже для сумрачного дня. И звуки никакие с улицы не доносятся.

Мыслетворцев моментально сообразил, о чём думает Пётр, и улыбнулся во весь рот.

– Поняли наконец? Оно замерло! Вы, батенька, просто молодец! Все мы молодцы! Вадим, Ибрагим и Алексей уже выехали на охоту. С гранатомётом, разумеется.

– Если это правда… Постойте, для кого оно остановилось?

– Ну, утверждать, что время остановилось, на самом деле субъективно. Скорее, дело обстоит так: весь наш отряд и пришельцы из него выпали. По крайней мере, сие утверждает отец Иларион. Так что побегать за этими тварями с гранатомётом нам всё-таки придётся.

– А что со мной было последние дни?

– Вы, мой друг, совершали молитвенный подвиг. И так увлеклись, что даже не заметили того, что результат уже достигнут.

– Я хочу пройтись, – сказал Иваненко.

В соседней комнате на стуле сидел отец Антоний с раскрытой псалтирью в руке. Он даже не взглянул на Петра. Он и не мог взглянуть, потому что был подобен статуе. Однако в отличие от статуи его глаза были исполнены жизнью. Эта жизнь замерла вместе со всем миром и до времени никак не могла проявить себя.

– Антон Алексеевич так и не согласился стать членом нашего Общества, – прокомментировал Мыслетворцев.

Пётр вышел из избушки. Неподвижные облака, затихшее дерево, замершая на крыльце кошка, полный штиль. Но капли с крыши всё-таки падают, хотя неправдоподобно медленно. И следы на разбухшей от дождя земле остаются. Странная какая-то реальность.

– Похоже, чудо коснулось только живых существ и глобальных явлений природы, – объяснил профессор.

В храме шёл молебен великомученику Пантелеимону о здравии двух офицеров ФСБ, один из которых, наверное, в эту самую минуту дивится тому факту, что и весь медперсонал, и все пациенты превратились в статуи. Отец Иларион своим могучим голосом взывал к святому чудотворцу, а Людмила Петровна, Света и Оля сосредоточенно молились. Рабы Божьи Пётр и Анатолий присоединились к ним.

* * *

– Давай, раб Божий, не стесняйся, у тебя это лучше получается, чем у меня! – уговаривал Петра отец Иларион.

– Отец Антоний говорил, что если я буду пользоваться этими своими способностями, рубчики на сердце могут появиться, – отнекивался Иваненко.

– Одно дело – просто так, другое – с моего благословения! – увещевал священник. – Мы должны знать, что у них там происходит, чтобы помолиться за них как следует. Я только что направил отряд на Красную площадь. Наши мобильные, к счастью, работают.

– Давай, сыночек, давай! – поддержала отца Илариона Людмила Петровна. – Я так волнуюсь за Вадюшу! Он мне, как сын родной, после тебя!