Князьки мира сего

Готовясь к смерти, «кровный брат» вспоминал, что с ним в жизни было хорошего, какие милости явил ему Господь. Вспоминал ту резкую, но быстро затухающую боль, которую он чувствовал, когда пуля прошила сердце, вспоминал, как проснулся в морге. Пытался вспомнить, что видел, когда спал смертным сном, но не мог: сон тот был без сновидений. Вспоминал людей, перед которыми провинился на деле и которых осуждал в мыслях, просил у них прощения. И сильнее всего просил прощения у одного человека — у Того, который был распят из-за него на кресте. Потом «кровный брат» вспоминал и прощал тех, кто сделал ему какое-либо зло.

На сиденье рядом с Алексеем материализовалась Ольга. Его свет и радость, его солнце и любовь, его вторая, нет, первая и главная половинка.

«Не завидуй, брат. Если ты не растеряешь вверенное тебе богатство, через несколько лет, а может, и раньше, ты так же будешь смотреть на Светлану. Ты поймёшь, что означает „вместе навеки“, и не сможешь измыслить для себя большее счастье».

Ольга исчезла, но сияние её глаз, любовно смотрящих на мужа, осталось и согревало всех троих теплом. Как часто главное в человеке ускользает от нас, так и Оля ускользала от взглядов, пряталась в тени, но была самой сутью Алексея. Когда ты был с Алексеем, ты был и с ней.

Затем «кровный брат» стал вспоминать, как пробивался к отцу Кириллу, последнему оставшемуся в живых старцу всея Руси, как неделями торчал в Троице-Сергиевой лавре, дневал и ночевал там. Как в итоге отчаялся пробиться и разговорился в автобусе с эксцентричным подмосковным священником. Как они с Оленькой заявились в его непопулярный храм и в тот же день узнали, что отец Кирилл — не последний старец. И всего через месяц их новый духовник открыл им страшную правду о пришельцах…

В какой-то момент Пётр отключился от Алексея и подключился к сознанию профессора Мыслетворцева. Они подъезжали к Москве.

Пётр как будто попал в бокал с шампанским. Мир заискрился и заиграл солнечными зайчиками. Как может философ видеть действительность в таких радужных красках? Так вот какую заповедь профессор выбрал для себя главной — быть, как дитя! Отсюда и его жизнерадостный смех, и вечная ирония. Встреча со смертью для него, как и для автора «Шерлока Холмса», — забавнейшее из всех приключений, которые ожидают впереди. Зачем профессору просить у кого-то прощения — какой может быть спрос с ребёнка? Да он, похоже, и не может обидеть никого. Но профессор тоже повинился в своей душе перед образом Распятого. Господи, да он — девственник…

Отъехала дверца, и в салоне запахло ладаном: сердечный целитель в священническом облачении забрался в салон. Пётр потянулся щупальцами своего сознания к душе отца Антония, но наткнулся на непробиваемую стену.

— Да вы, милый мой, оказывается, медиум! — сказал священник, смахивая своим благословением остатки транса. — А всё-таки лучше это делать с разрешения субъекта: не дай Бог, рубчики на сердце появятся!

Глава 4 Старший посол

Четверо мужчин в хороших тёмных костюмах и священник в рясе вошли в ограду особняка. В карманах костюмов у них топорщились водяные пистолеты. Охрана, ожидавшая этот визит, встретила «людей в чёрном» с трепетом, но начальник охраны, увидев отца Антония, всё-таки спросил майора:

— А этот представитель с вами зачем?

— Капитан Голобородько только что со спецзадания, — не глядя на охранника, сказал Степанов и широким шагом направился вглубь особняка. Отец Антоний как мог насупился и значительно кивнул.

— Если понадобится ваша помощь, мы вам сообщим, — сказал Мыслетворцев начальнику охраны, строго приподнимая бровь.

Они шли по комнатам плотной группой, с пистолетами наготове, готовые в любой момент рассредоточиться и окружить свою жертву. Алексей высматривал Посла. Конечно, пришелец умел проходить сквозь стены, но «охотники» надеялись, что тому всё-таки не удастся сбежать.

Поднялись на второй этаж, вошли в каминный зал.

— Вот он, в кресле! — крикнул Алексей, и четыре струи освящённой воды ударили одновременно.

Раздался звон разбиваемой китайской вазы, хрустнул дорогой журнальный столик с драконьими ножками.

— К дальней двери бежит! — закричал Алексей.

Но у дальней двери уже стоял проявивший какую-то невиданную для себя прыткость отец Антоний, зажав в левой руке дымящееся кадило, а в правой — распятие.

Невидимка заметался по комнате, залез в камин, взметнул пепел, вылез, попытался пробиться к двери на лестницу, но в конце концов затих. Наверное, устройство, позволяющее проходить сквозь стены, не сработало или Посол не желал сверзиться со второго этажа.

Потом из центра зала раздались какие-то булькающие хриплые звуки, похожие на стоны. Алексей сел прямо на пол и тоже застонал. Во все стороны полетели брызги святой воды, и тут пришелец явил себя всем. Он стоял на четвереньках и отряхивался по-собачьи.

— Что происходит? — железным голосом спросил майор.

— Он смеётся, — обречённо сказал Алексей. — Очень весёлый, любит поиграть…