Книга-2: Доктор из Лхасы

На другой стадии посвящения я видел прекрасно сохранившиеся тела гигантов, которые достигают десяти, а то и пятнадцати футов в высоту. Однажды я побывал по другую сторону смерти и узнал, что смерти не существует вернувшись оттуда, я стал Признанным Воплощением и был удостоен сана настоятеля. Но мне не хотелось оставаться привязанным к монастырю. Я хотел быть свободным ламой, который может путешествовать по всему миру и помогать другим, как и предписывало мне Пророчество. В сан ламы я был возведен самим Далай-Ламой, и им же направлен для продолжения обучения в Поталу. Даже теперь моя подготовка продолжалась. Я изучал различные западные науки, в частности оптику и другие родственные ей дисциплины. И наконец наступило время, когда Далай-Лама вызвал меня в очередной раз, и я получил окончательное наставление.

Он сказал мне, что я научился всему, чему мог научиться в Тибете, и что пришло время расстаться с ним – покинуть все, что я любил, все, к чему был привязан. Он сообщил мне, что в Чунцин уже отправлен посланник с тем, чтобы забронировать для меня место студента медицины и хирургии в одном из колледжей этого китайского города.

У меня щемило сердце, когда я покидал приемную Величайшего и шел к своему наставнику, ламе Мингьяру Дондупу, для того, чтобы рассказать ему о принятом решении. Затем я отправился домой и поведал обо всем своим родителям, сказав им, что должен покинуть Лхасу. Последние дни пребывания в Тибете пролетели очень быстро, и вот наступил миг прощания с Чакпори и Мингьяром Дондупом. Это был последний раз, когда я видел его живым. Я покидал Лхасу – святой город в живописной долине между высоких гор. Когда я обернулся на прощанье, последняя увиденная мной картина была символической: высоко над золотыми куполами Поталы парил одинокий воздушный змей.

ГЛАВА 1 НАВСТРЕЧУ НЕИЗВЕСТНОМУ

Никогда еще я не чувствовал себя таким озябшим, таким покинутым, таким несчастным. Даже в каменной пустыне высокогорного массива Тянь-Шань. Тогда я находился на высоте 20000 футов над уровнем моря, где морозные ветры, несущие целые облака мелкого песка, так больно режут кожу, что на ней остаются кроваво-красные отметины. Но даже тогда мне не было так холодно, как сейчас. Воздух теперь был теплее, но ужасающий холод исходил из сердца. Я уезжал из своей любимой Лхасы.

Оглянувшись, я увидел небольшие фигурки, возвышающиеся над позолоченными крышами Поталы, а над ними парил одинокий воздушный змей. Он нырял и взмывал вверх на слабом ветру, нырял и взмывал, как будто говоря мне: «Прощай, дни твоих полетов на воздушных змеях прошли. Вперед, тебя ждут более важные дела!» Для меня этот воздушный змей стал символом. Он реял над городом среди необозримой небесной лазури и был связан со своим миром только тонкой длинной бечевой. Подобно этому змею, я уходил теперь в необозримые дали мира, за пределы Тибета, и оставался связанным с ним лишь тонкой нитью своей любви к Лхасе.

Я шел в чужой, зловещий мир, простирающийся за пределами моей отчизны. Мне было не по себе от тоски, которая охватила меня, когда я покинул дом и вместе со своими попутчиками двинулся навстречу неизвестному.

Они тоже грустили, но могли по крайней мере утешить себя тем, что вернутся домой из Чунцина, оставив меня там, на расстоянии 1000 миль отсюда. Они знали, что вернутся и на своем обратном пути будут чувствовать облегчение, с каждым шагом приближаясь к дому. Мне же предстояло вечно скитаться по далеким странам, среди чужих людей, подвергаясь на своем пути самым неожиданным ударам судьбы.

Когда мне было семь лет, пророки сказали мне, что я должен уйти в ламаистский монастырь. Там, как гласило Пророчество, меня будут вначале готовить к тому, чтобы я стал челой, потом траппой, а затем по прошествии какого-то времени смог сдать экзамен на получение статуса ламы. После этого, по словам астрологов, я должен буду покинуть Тибет, оставить свой дом и все, что люблю, и направиться в страну, которую все называли диким Китаем. Я должен буду отправиться в Чунцин и учиться там на доктора и хирурга. Священники-астрологи предрекли мне, что я столкнусь в своей жизни с войной, пройду через тюрьмы в далеких странах и должен буду подняться над всеми своими привязанностями и страданиями для того, чтобы помогать другим. Они говорили, что мне предстоит прожить очень нелегкую жизнь, что страдания, несчастья и неблагодарность будут повсеместно сопутствовать мне. Как точно сбылись их Пророчества!

Все эти далеко не радостные мысли переполняли меня, когда я подал команду двинуться в путь. Когда Лхаса скрылась из виду, мы остановили лошадей, соскочили на землю и для перестраховки убедились, что седла затянуты не слишком туго и не слишком слабо. Лошадям суждено было стать нашими верными друзьями в течение всего путешествия, и поэтому нам следовало быть столь же внимательными к ним, как и друг к другу.

Убедившись, что седла лошадей в порядке и что лошадям легко, мы снова пустились в путь, устремив свои взоры в даль перед собой.