Книга 2_Тропа каравана

Евсею стоило немалого труда удерживать себя от соблазна… "А почему бы и нет? – к собственному немалому удивлению оставаясь абсолютно спокойным, подумал он. – Пройдусь немного, отыщу какое-нибудь тихое спокойное местечко и предамся мечтам", – и он зашагал прочь от повозок.

В небе вились стайки птичек, весело щебеча, зовя за собой. В густой зеленой траве стрекотали кузнечики, не обращая никакого внимания на вторгшегося в их владения человека, и лишь когда он подходил слишком близко – поспешно отпрыгивали из-под его ног, недовольно шурша травой. Над землей порхали разноцветные бабочки – белые, желтые, голубые и даже огромные, с причудливым узором на крыльях и длинными тонкими усиками шоколадницы. На миг внимание караванщика привлек к себе протяжное жужжание – над цветками пролетел толстый мохнатый шмель.

"Может быть, стоит сказать Шамашу, что Мати боится жуков? – караванщик как раз подходил к берегу реки. – Нет, – он решительно повернулся и зашагал в другую сторону. – Это наилучшее место для того, чтобы расстаться со своими страхами.

Его магия уже помогла мне. Пусть она излечит и малышку".

Он спустился к воде, снял ботинки и, закатав брюки, осторожно вошел в реку. Ее прохладные волны осторожно касались ног, песок был мягок, словно пух. Под прозрачной кромкой меж камней скользили блестящие рыбки.

Евсей раздумывал, что бы ему сделать – искупаться или, соорудив удочку, половить рыбки для ухи… И тут он увидел… По лазурной глади, спокойны и величавы, плыли два лебедя – черный и белый. Их маленькие головки с длинными красными клювами были опущены на грудь, перья сложенных крыльев трепетали на ветру.

– Великие боги! – прошептал караванщик. Он застыл на месте, не решаясь пошевелиться, боясь нарушить покой мира и спугнуть птиц.

Они не просто пришли из легенд, а были самим духом магического края. Лишь в реальном мире для них не осталось места. Города – островки тепла и света – были слишком малы и тесны. Им ли, духам свободы, жить в клетках, пусть даже золотых?

Пустыня бесконечна и величественна, но ее лютый холод замораживает воздух, не давая подняться над землей, завораживая дыхание, отнимая жизнь.

Лебеди не замечали караванщика, чужого их духу. Медленно и величественно птицы подплыли к тому месту, где сидел Шамаш, остановились, закружились на месте, вытянув шеи, захлопали крыльями по воде, привлекая к себе внимание.

Ребятишки увидели их, вскочили на ноги, что-то закричали, показывая на удивительных гостей пальцами.

Евсей был слишком далеко, чтобы разобрать слова, но он видел, как, на миг повернувшись к Шамашу и выслушав то, что он хотел им сказать, несколько малышей бросились назад, к повозкам. Поспешно вернувшись, они притащили с собой буханки хлеба. Разломав их на маленькие кусочки, детишки спустились к воде: кормить птиц.

Размахиваясь, они, что было сил, кидали кусочки лебедям, смеясь, наблюдая за тем, как эти удивительные создания ловили корм, макая его, словно в молоко, в чистую речную воду.

Евсей качнул головой:

"Правду говорят, что души приходят из сказочных земель, – думал он. – Пока у маленьких детей память прошлого чиста и свежа, они готовы поверить во все, что угодно… Вернее, они хотят верить. Потому что в мире чудес вера – дыхание жизни…

И нет ничего невозможного, когда даже само это слово принадлежит только земле людей…" Оставив голубую ленту реки за спиной, он пересек луг, погружаясь по пояс в густые пахучие травы, шептавшие заклинания и колыхавшиеся од порывами ветра.

У горизонта показался лес. Высокие, вставшие до самого неба деревья манили в свои объятия, и Евсей, поддавшись этому чувству, направился к ним.

Он был полон чудес. По зеленым ветвям прыгали, цокая, рыжехвостые пушистые белки.

В кустах мелькали длинные уши пугливых зайцев. А такого обилия грибов и ягод караванщик не видел никогда в жизни, хотя ему довелось пройти на своем веку множество лесов, окружавших города.

"Сказка!" – ему приходилось снова и снова напоминать себе, слишком уж реальным казалось все вокруг.

Малина была огромной и сочной, пахла свежестью и сладостью… Караванщик не смог удержаться. Сорвав несколько ягод, он поднес их к лицу, повнимательней рассматривая и вдыхая аромат, а затем, с некоторым сожалением, отправил в рот.

Потом еще, еще… Он остановился лишь когда язык с непривычки стало щипать, а крохотные косточки, застряв в зубах, начали неприятно поскрипывать.