– Конечно, – вздохнув, кивнул он. Шамаш не любил спорить вообще, возражать же малышке было выше его сил. Несмотря на то, что на этот раз она просила очень о многом. Ведь дело было не в том, чтобы взять людское оружие, а в необходимости отказаться от своего…
– Надень меч, – продолжала настаивать девочка.
– Сейчас? Уже поздно…
– Все равно. Так нужно, – в ее глазах, голосе была уверенность, приходившая лишь к тем, кто получал откровение свыше.
Это чувство нельзя было спутать ни с чем и, заметив его, распознав, колдун кивнув:
– Хорошо, будь по-твоему, – он опоясался, застегнул пряжку ремня, закрепляя меч так, как это делали караванщики. – Теперь ты довольна?
– Да, – она придирчиво оглядела его.
– Но, малыш, ведь это все не правда, – он коснулся рукой холодных ножен. – Я не смогу с его помощью никого защитить. Это знаешь ты, знаю я… Да и все остальные тоже.
– А горожане не знают!
– Им будет не сложно все понять.
– С тобой так трудно! – всплеснув руками, воскликнула девочка. – Почему ты совсем не такой, как все?!
– Ты хочешь, чтобы я походил на других?
– Ну… – Мати на миг задумалась, замерла, прислушиваясь к своим чувствам, – нет, – наконец, ответила она, – но я хочу понимать тебя!
– Ладно… Может быть, этот меч действительно на что-то сгодится… Раз ты так считаешь. А теперь возвращайся к себе.
– Шамаш, еще немножечко! – заканючила было Мати. Но дрема вдруг повисла у нее над головой облаком-невидимкой. Зевнув, девочка качнула головой. Она бы еще поспорила с магом. Но сопротивляться сну было выше ее сил. – Хорошо, – вновь зевнув, она потерла рукой начавшие слипаться глаза. Наклонившись к спавшим волчатам, она шепнула, – спокойной ночи! – и, махнув на прощание Шамашу рукой, побежала к себе, забыв обо всех своих страхах, вдыхая полной грудью вновь наполнившийся свежестью и прохладой ночной воздух.
Колдун, придерживая край полога, глядел ей вослед, следя, чтобы Мати благополучно добралась до своей повозки.
Она еще не успела исчезнуть из виду, как к нему подошел Атен.
Караванщик оглянулся, улыбнулся, увидев дочь, чувствуя, как волна тепла и доброты заполняет его душу, прогоняя страх пустоты.
– С ней все будет в порядке, – проговорил он.
Шамаш молчал.
– Если Ты сердишься на нас за то, что мы вынудили Тебя против воли дать обещание…
– Атен решил, что нежелание повелителя небес говорить связано с тем, что настойчивость караванщиков разозлила бога и уже собирался молить Его о прощении.
Но наделенный даром остановил его:
– Вы были правы, – он скрестил руки перед грудью, опустил голову на грудь, глядя прямо перед собой, но при этом видя то, что скрыто от ока простых смертных. – И в то же время, совершили ошибку.
– Я не понимаю Тебя.
– Значит, еще не пришло время, – его взгляд был задумчив и отрешен.
– Шамаш, там, в командной повозке, Ты хотел что-то сказать… Прости, мы не дали Тебе договорить… Сейчас я готов выслушать все и…
– Это уже не важно, – взгляд колдуна обратился к магическому замку. Он походил на тот, другой, возведенный им, как теперь казалось, еще в прошлой жизни. И, в то же время его дух был столь сильно отравлен пустотой, что это убивало даже воспоминания.
– Мы сможем за себя постоять, – Атен упрямо повторял слова, в которые просто обязан был верить, когда, в противном случае, караван был обречен.
Он огляделся вокруг… Страх предчувствия, хотя он и не исчез совсем, отодвинулся в сторону, сжался, ожидая другого часа, уступив место покою.
Оставалось лишь одно, по-прежнему причинявшее душе боль. И чтобы избавиться от этого, караванщику нужно было получить прощение.
– Шамаш, пойми, мы должны были так поступить…!
– Я знаю, – к немалому удивлению хозяина караван, бог солнца кивнул.
– Да святятся боги, великие и милосердные! – наконец-то караванщик смог облегченно вздохнуть. – Шамаш, я еще хотел сказать… Если нужно, мы можем сократить время пребывания в городе. Думаю, нам удалось бы уложиться в три-четыре дня…
– Вряд ли это что-либо изменит. Торговец, вы правы: если мы не станем вмешиваться ни во что, происходящее в этом городе, с караваном ничего не случится. Все дело в том, как следовать этому правильному решению на деле, удержаться от того шага, совершить который будет требовать душа, честь, совесть…
– Мы сможем!
– Это будет куда сложнее, чем ты думаешь. Рассказ Лигрена потряс тебя до глубины души. Но, несмотря на это, ты не понимаешь всей глубины ужаса. А я знаю. Ты считаешь все, что живо в моей памяти об ином мире бредом больного разума. Но для меня это – куда более реально, чем то, что я вижу вокруг себя сейчас. Что действительно бред, кошмар – так это происходящее в этом городе.
Жертвоприношение – именно тот грех, за который мой род расплачивался тысячу лет.
– Я понимаю Тебя…
– Нет. Ведь ты видишь во мне бога, – в его голосе, глазах вновь были боль и бесконечная тоска. Шамаш тяжело вздохнул: – Уже поздно. Иди отдыхать. Минувший день был полон волнений. Грядущий вряд ли будет спокойнее. Тебе понадобятся силы…
– Прости меня. И Евсея тоже. Мы были не вправе так говорить с Тобой… Мы всего лишь жалкие торговцы, изгнанники, обреченные на вечное скитание…