Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова

Нарушением части нарушается целое.

Нападение с двух сторон.

Будь здоров и мужайся, сын мой, отражая невидимо нападающих [бесов] с обеих сторон силою веры, страха Божия и любви. Ибо когда они, нападая извне посредством производимых ими ересей, отражаются православным суждением, то коварные нападают внутри, стараясь похитить душевное сокровище. Да избавимся от их уловления, воздевая руки к Богу, при помощи молитв общего нашего отца и всех благочестивых, я и ты и все братия наши!

[Col. 1044] Игумен Авлита (Αύλητοΰ) играет на флейте (αύλεΐ)[331], но нечто непонятное и несогласное с Духом Святым; слова же его, что он взирает на Рим, суть прикрытие слабости и ложного оправдания сообразно с настоящими обстоятельствами. А то, что он говорит о Савве и Феоктисте, благочестивейших монахах, и будто в Риме делается то и другое, – несправедливо. Ибо они настаивали, чтобы обращающиеся из иконоборческой ереси епископы не были принимаемы в своих степенях, притом не все, но главные и высшие начальники ереси, по словам святого Афанасия[332], что и не несправедливо. (110) Но когда собравшийся в то время собор рассудил принять всех, следуя примеру Четвертого святого [Вселенского] Собора, то и они согласились, потому что не было нарушено что-нибудь необходимое[333].

Относительно же симониан тогда не было объявлено, так как это дело было рассмотрено после собора. А когда было рассмотрено, то… во-первых, епитимия на один год и более <…>[334] (о, дерзновение!) при помощи некоторых монахов, имена которых не буду называть. Издано было им[335] определение об отмене пожизненного извержения [из сана] (τής κααιρεσεως), так что те, которые низложены Богом чрез верховного апостола Петра, снова могут стать священнослужителями Христовыми. Так как на это не только не согласились единомысленные с Саввою, но и вступили в спор с ним, то что делает этот? Он исправляет зло добром: он отрекается, что не назначал такой епитимии и не принимал рукоположивших и рукоположенных за деньги. Но, говоря [это], он изобличается тогдашнею императрицей[336], которой он и был увлечен назначить беззаконную епитимию.

Наступил день Богоявления Христова; пришли в этот день и подвергнутые епитимии, исполнив свое наказание, и требовали разрешения; тот отказал, но императрица настаивала на их принятии. Патриарх снова сменяет добро злом: открыто служит вместе с ними в тот самый праздник; конечно, не против воли, но добровольно, коль скоро он служил, имея возможность не служить с низложенными, хотя иной и скажет, что он не мог поступить иначе. Отсюда произошло разногласие с ним единомысленных с Саввою; отсюда получило силу разрешение, превышающее Божественные правила. Рим же не одобрил этого – да не будет! – но признавал и самый собор не Вселенским, а Поместным и исправлявшим собственные погрешности здешних. Ибо заседавшие не были представителями прочих патриархов, это ложно. Римские присланы были сюда по другой причине, не для собора, поэтому, как говорят, по возвращении своем они и были низложены пославшим их, хотя и оправдывались принуждением. Другие же, восточные, были убеждены и увлечены здешними, а не посланы патриархами[337], потому что (111) они[338] и в мыслях не имели этого, или уже после [признаны посланными от них], именно – из страха перед народом; а здешние делали это с той целью, чтобы сильнее склонить еретичествующий [Col. 1045] народ к Православию тем, что будто бы на самом деле был созван Вселенский Собор.

Если же ты скажешь, почему мы тогда не противодействовали и почему после собора приняли рукоположение от господина Тарасия, то мы в свое оправдание и тебе, и всем говорим, что, с одной стороны, мы были подвластными и тогда не знали того, что нам стало известно после, а с другой стороны, мы имели основательную причину в словах Тарасия, что он и епитимии не назначал бы, равным образом ни с кем из таких людей не стал бы и служить вместе, если бы знал, но и низложил бы их. Хотя на самом деле не так было, как открылось; но мы, желая согласия, удовольствовались сказанным, рассудив, что в сомнительном деле надобно снисходительнее склоняться к миру, как говорит в одном месте [Григорий] Богослов[339]; а вместе с тем и потому, что он был одобряем за Православие и за мужественную ревность по нем прочими церквами.