Вьятт улыбнулся, поднимаясь. Он долго глядел на Боклера, пытаясь придумать, что сказать, но сказать было нечего. Если бы юноша мог поверить в это здесь и сейчас, он бы сократил долгий-долгий мучительный путь. Но Вьятт не мог ему объяснить — пока не мог.
Он протянул руку и ласково хлопнул Боклера по плечу, потом ушел с корабля и двинулся к желтым холмам, туда, где ждали его девушка и любовь.
«Что они сделают, — спрашивал себя Боклер, — когда взойдут звезды? Когда появятся другие места, куда можно отправиться, начнут ли эти люди искать, как мы?»
Начнут. С грустью он понял, что начнут. Потому что в человеке есть струна, за которую умеют задевать звезды, и он устремится вверх и уйдет во внешний мир, в бесконечность, — и будет уходить, пока где-то есть хоть один человек и хоть одно необитаемое место, где он еще не побывал. А раз так — что значит смысл? Так уж мы устроены — и так будем жить.
Боклер взглянул вверх, в небо.
Сквозь туман, слабо, как далекие глаза бога, пронизывающие серебристую дымку, начала просвечивать одна-единственная звезда.