Шамаш качнул головой. Эти люди слишком пренебрежительно относились к своему здоровью, не думая о том, что могут простудиться. Он уже хотел окутать процессию волной тепла, согревая горожан, но Кигаль коснулась его руки, останавливая.
"Не надо, не делай этого", – говорили ее полные грусти и сочувствия глаза, в то время как и губы, и мысли молчали.
Бог солнца чуть наклонил голову в знак согласия, одновременно благодаря сестру.
Если бы не она, он мог нарушить ход обряда. Да, стремясь помочь можно навредить куда больше, чем даже задавшись целью причинить вред.
Когда все подошли к снегам пустыни, дневное светило уже склонилось к горизонту.
Вечер выпустил в мир тени, которые закружились в повисшей над землей алой дымке – мареве в медленном причудливом танце.
Шамаш огляделся вокруг с долей удивления. Наверное, впервые он потерял счет времени, даже не заметив, как пролетел день. Странно. Ведь ничего не происходило.
Движение погребальной процессии было медленным и монотонным. По идее, мгновения должны растянуться на вечность. Но все вышло иначе. Почему? Он не знал ответа.
Хозяин города остановился у черты своих владений. Он не мог переступить ее, несмотря ни на что. Пока он был жив, он должен был следовать клятве, данной камню-хранителю.
Остальные же, прежде, чем замереть, прошли еще несколько шагов. Служители поставили носилки с телом умершей вниз, на снег. Жрец опустился на колени рядом с женой, последний раз взглянул на нее, поцеловал в ледяные, скованные холодным сном, уста, затем вновь выпрямился, обошел, читая заклинания, кругом, сначала в одну сторону, затем в другую, отделяя мир смерти от края живых и одновременно отчерчивая кусочек земли жизни, на время передавая его во власть мертвым. Потом он остановился вновь, на этот раз – лицом к городу, спиной к снегам пустыни. В тот же миг плакальщики умолкли. Все всхлипы и причитания прекратились.
Воцарилась тишина, в которой было слышно лишь далекое дыхание ветра.
В руке Бура блеснул клинок. Наклонившись над Ликой, он осторожно перерезал сплетенные воедино восемь шерстяных нитей, на которых на шее человека с третьего дня его жизни и до самой смерти висел маленький золотой кругляш. Это был знак солнца – символ веры, поклонения повелителю небес как верховному божеству неба, и одновременно – знак вечности, надежда на то, что у сна будет пробуждение, не будет конца.
Этот кругляш должен был быть прибежищем души до тех пор, пока она не достигнет подземного мира, чтобы затем стать той монеткой, которую умерший, достигая своей цели, отдавал духам-перевозчикам, платя им за услуги…
На миг задержав талисман жены в руке, Бур замер, прощаясь с ней снова и теперь уже – навсегда.
Пусть он верил – что бы там ни было, они встретятся в вечном сне – но в том сне они будут другими, лишенные душ. Душам же, даже если их пути по саду пересекутся, не дано будет узнать, ощутить близость дорогого сердцу живущих человека.
Талисман был холоден, словно кусок льда и Бур что было силы стиснул пальцы. Но сколько жрец ни пытался согреть его, у него ничего не получалось. Все было бесполезно. И оставляя тщетные попытки, тяжело вздохнув, он зажмурился и, взмахнув рукой, бросил талисман за спину, в белизну пустыни. Подхваченный порывом ветра, кругляш улетел куда-то далеко, упав, провалился в снег. Талисман исчез бы в нем, сгинув без следа, если бы не внимательные глаза служителей, которые не моргая следили за его полетом. В их руках уже были широкие лопаты, которыми они приподняли полог в том самом месте, куда упал золотой кругляш, чтобы затем, уложив на образовавшееся ложе тело умершей, укрыть его снегом, словно меховым одеялом.
Едва это было сделано, плакальщики зажгли факелы, установили их кругом. Прорезая уже начавший сгущаться мрак, они будут указывать душе путь в иной мир, чтобы та, покинув уснувшее вечным сном тело, не заплутала, не превратилась в тень-бродяжку, а обрела свой новый, вечный дом.
Обряд был закончен и горожане, не оборачиваясь, заторопились назад, в оазис.
Только теперь ощутив холод, они зябко ежились, кутаясь в одежды, которые, не храня в себе тепла, были не способны согреть.
Богини двинулись было вслед за смертными, но сделав лишь несколько шагов, остановились, заметив, что повелитель небес идет совсем в другую сторону – в снега пустыни. Впереди него бежал золотой волк, словно выбирая для своего хозяина самый безопасный из множества путей.
"Шамаш!" – окликнула брата Кигаль.
"Я сделал то, о чем ты просила. Теперь я ухожу", – не оборачиваясь, бросил он через плечо.
"Брат, как бы тяжело тебе ни было, ты должен запомнить то, что увидел!" – на языке мыслей крикнула ему вдогонку Кигаль.
"Разве такое можно забыть?" – горько усмехнулся бессмертный.
Глава 15
Караван не вошел в каменный город, остановившись за его стеной. Атен думал – так будет правильно, а главное – лучше для Мати. Остальные согласились с ним, хотя и прекрасно понимали, сколько неудобств это создаст для торговли. Но их жертва осталась незамеченной девушкой, которую поступок отца только еще сильнее разлил.