Книга 6. От Суры до самых до окраин

А ничего так машинка вяжет. В наше время на неё и не взглянула бы, а здесь очень даже хорошо. Зато теперь и трикотаж будем делать. Здорово!

Но дело даже не в этом. Как-то всё замерло, будто перед грозой. Нет, жизнь так вообще бурлит. Народ всё привыкает к нововведениям — должности, звания, оклады. Теперь начинают думать о новых назначениях и званиях, аттестациях и конкурсах. Но за этой суетой остаётся какая-то пустота. Кажется мне, что делается это всё ради самого процесса. Нет, не так, ну никак не могу слова подобрать, чтобы высказать своё ощущение.

Если раньше я чувствовала город как что-то монолитное и цельное, то сейчас это ощущение пропало. Так, есть большое количество людей, проживающих в одном месте и делающих какое-то дело. Понятно, что моё отношение к Сурску не изменилось, ему отдано столько сил и здоровья, что я просто не могу как-то по-другому к нему относиться. А вот он изменился, и видимо сам не знает, каким ему необходимо стать.

Скажем так, складывается такое впечатление, что ребёнок взрослеет, и от слепого обожания родителей начинает переходить к оценке их действий с точки зрения появившегося у него собственного жизненного опыта. С одной стороны — это хорошо, есть явные признаки взросления, а вот с другой немного настораживает, чем же это всё может кончиться. Я обсудила свои ощущения с Витьком, и что удивительно, у него сложилась такая же оценка происходящего.

— Понимаешь, Галина свет Александровна, мы уже один раз этот рубеж прошли, правда тогда его никто не заметил, на нас война накатила, и мы все как один встали на защиту наших завоеваний. А вот сейчас происходит то же самое, да вот только ситуация совсем другая. Людей стало больше, они меньше друг друга знают, много новичков и пришлых. И прежнее наше монолитное единство как-то вдруг стало пожиже.

А у нас за это время и жизнь немного изменилась. Спокойно живём, достаток появился, какая-то уверенность в завтрашнем дне. Вот народ и стал подумывать, а надо ли как прежде горбатиться? И кто-то решил, что нет, захотелось ему сладкой жизни. А тут и перестройка подоспела, стало возможным деньги зарабатывать и значительно улучшить своё материальное положение. Только вот опять это воспринимается как должное и обыденное, а о том, что это заработано тяжёлым трудом и на войне, уже забывается.

Вот и получается, что тот фундамент, что мы закладывали, оказался слабоват, пошёл трещинами. Конечно, ещё не поздно внести нужные изменения во всё происходящее, но и откладывать их надолго нельзя. Так что я тоже мучаюсь, видя всё происходящее, но нет у меня готового решения.

— Да, Витюш, если наши ощущения совпадают, то значит, действительно всё так и есть. И что же нам делать?

— Как ты видишь, я все технические и прочие проблемы свалил на других, стараюсь найти какое-то решение. И кажется мне, надо опять пытаться возродить чувство единения и общности всех людей.

— Да вроде бы и не отказывались от него.

— Не отказывались, но внимания ему стали уделять меньше. И если с Изиком и Азаматом я уже определился что делать, они займутся контролем воспитания личного состава и обеспечат его проведение в нужном направлении, то вот тебе в дополнение ко всему прочему надо опять заняться театром и самодеятельностью.

— Говори, не томи.

— Надо резко активизировать патриотическую работу, причём провести её в нужном ключе.

— Как это?

— Надо ставить спектакли на злобу дня, и не только о войне, но как раньше говорили — о трудовых буднях. Ставь спектакли о боевых заслугах, вон о схватке Изика с пиратами, о трудностях дальних поисков, о работе на строительстве цехов и выпуске новой продукции, о трудовом героизме и самоотдаче, о единстве и объединении усилий всех ради общей цели.

Причём это должны быть не только спектакли, но и стихи, повести, статьи и репортажи. Начни выпускать газету, в крайнем случае — листовки с описанием подвигов и трудовых достижений. Всем должна вбиваться одна мысль — в единении наша сила. И это не пропаганда, а единственный шанс сохранить сделанное. Лень и самоуспокоенность, самодовольная сытость должны стать нашими главными врагами. Ты знаешь, на что способна пропаганда. Вот и сделай с её помощью это, иначе всё окажется зря.

— Кажется, я тебя поняла, Витёк. Попробую.

— Пробовать не надо, некогда пробовать! Надо делать!

Вот так я вдобавок ко всему стала ещё и министром пропаганды. Пожалуй, развернуть такую воспитательную работу будет достаточно просто. На два состава труппы у нас артистов наберётся, одну пущу на лодии, везде, где только можно, пусть концерты дают, вторая будет хоть раз в неделю давать спектакли, а Сурскую типографию я совсем под свою агитацию реквизирую. Пусть всё остальное печатают Сурай и Яван. Или новую строят на Руднике или в Ярске.

А листовки — это хорошо. Их по всем острогам лодки развезут. Так что вперёд и вверх, и не стонать! Я вам, сытые и довольные, так мозги промою, что вы в лесу каждого куста бояться будете. Ау, сытые! Я иду!

Глава 10

Волок на Вятку, Маска