Книга

— Возможно, они такие же стихотворцы, как ты. Даже в школе «не баловались» поэзией. Просто они говорили с аборигенами на непонятном им языке образов. Может быть, предварительно прочли их эпос… Вспомни летопись…

— Ну да, здесь они нашли целый народ стихотворцев. Простые люди всегда говорили стихами…

Раздался тихий шелест. Прозрачный колпак опустился на книгу. Тотчас же в стене напротив нас образовалась дверь.

— Вот это понятно, — засмеялся я. — Время истекло, и нас выпроваживают.

Обиженно сопя и не глядя на меня, «Патефон» нырнул в дверь.

Напрасно я беспокоился — автоматика работала исправно. Как только мы проходили в очередной зал, в противоположной его стене тотчас образовывалась дверь. «Что ж, теперь для нас дезинфекции не требуется», подумал я.

Вскоре мы оказались на площадке, окружающей дворец. «Патефон» достал блокнот и углубился в изучение карты.

Пока мы были во дворце, в природе что-то изменилось. Над скалами появилось дымное марево. В нем вспыхивали разноцветные блики. Не понравились они мне. Облака сгустились и висели неподвижно.

— Не будем зря терять времени, — сказал я.

Стажер взглянул на свой радиометр, насупился. Тогда я не придал этому должного значения.

— Еще немного, — умоляюще сказал он. — Это где-то совсем близко…

Он тыкал пальцем в карту, переснятую из книги.

— Что близко?

— То самое место…

Я прекрасно понимал, о чем он говорит, но не упустил случая подразнить его:

— Какое место?

Он сердито взглянул на меня своими большими зелеными глазищами. Вспорхнули длинные загнутые ресницы, которым позавидовали бы многие девушки. Он был трогательно забавен — этот разъяренный акселерат, впервые-за время нашей совместной работы «тайно» осуществляющий какой-то свой замысел.

Я примирительно улыбнулся:

— Ладно, пойдем. Но не больше часа. Успеем?

Он искоса, украдкой глянул на меня и кивнул. Не понравился мне этот его взгляд. И настойчивость его не нравилась. Обычно он легко соглашался со мной, в крайнем случае — просто подчинялся. Но сегодня его словно подменили. И еще что-то тревожило меня. Что-то, чему я не находил названия…

«Патефон» удивительно быстро отыскал русло пересохшего ручья, отмеченное на карте, и по нему мы стали подыматься в гору. Продрались сквозь заросли цепких кустов, и стажер вытянул руку, указывая на ущелье:

— Там.

Кольнуло в сердце. Я опустил руку в карман, достал радиометр, включил. Стрелка заплясала по всей шкале.

— Возвращаемся! — скомандовал я.

— Не успеем.

Ресницы опустились, из-под них пробивался зеленый блеск: впервые он не выполнил моей команды.

За несколько секунд я подсчитал, что в данном случае он прав. Спуститься в долину до землетрясения мы не успеем, а быть им застигнутым на голом карнизе не пожелаешь даже врагу. Словно в подтверждение моим мыслям издали, все усиливаясь, донесся грозный гул. Почва под ногами задрожала.

Стажер понял или скорее уловил мое состояние и пошел в сторону ущелья, как будто я уже отменил свою команду. Он был уверен — и не ошибся, — что я последую за ним.

Подземные толчки становились все сильнее, с грохотом срывались с гор лавины, скакали по уступам камни, разрастались облака мелкой крошки…

Вскоре мы увидели входы в какие-то пещеры. Сергей сверился с картой и быстро направился к одному из них, включил нашлемный прожектор. Мрак расступился, вспыхивая серебряными искрами. По мере того, как мы углублялись в пещеру, шум стихал, подземные толчки ощущались слабее. Запахло сыростью, плесенью. Впереди журчала и плескалась вода.

Мы вышли к подземной реке, пошли по узкому берегу, то и дело пригибаясь, чтобы не стукнуться о стену пещеры. Часто приходилось перепрыгивать с камня на камень. Сергей изредка смотрел на карту.

Луч его прожектора выхватил из тьмы, осеребрил огромные сверкающие столбы. Скульптуры? Диковинные формы еще более причудливые, чем те, что мы видели в горах. Длинные каменные рыбы, вставшие на хвосты, острые пики, двугорбые спины верблюдов, чудовища с разинутыми пастями… Сталактиты и сталагмиты тянулись навстречу друг другу, почти нигде не смыкаясь. «Там, где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами вверх…» — продекламировал Сергей.

Пещеры становились все обширнее. Нас окружила тишина. Лишь шлепались капли в лужицы. Подземные толчки здесь не ощущались вовсе. Я было подумал, что землетрясение закончилось, но, взглянув на радиометр, убедился, что это не так. Сергей остановился, затем устало опустился на камень.

— Передохнем? — спросил я.

— Пересидим, — улыбнулся он.

— Пещеры Синдбада. Не хватает только сокровищ.

— Есть и сокровища…

— Красивые пещеры. Сюда бы туристов водить, — словно не расслышав его последней фразы, произнес я.

Он понял недосказанное, спросил:

— Разве жизнь не самое большое сокровище?

«Там, где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами вверх, спасение вы найдете», — вспомнил я. Как он мог догадаться, что скрывается за этими символами? Интуиция? Этим словом часто прикрывают незнание, неумение рассчитать, определить. Почему он понял то, чего не поняли аборигены, которым стихи предназначались?