Книга абсурдов и любви

– Эх, – вздохнула Вика, потягиваясь, – Хорошие времена были, но ушли. А жаль. Я бы с удовольствием отпорола лозиной, вымоченной в селёдочной бочке, весь город и в первую очередь лимузинный кортеж, но сейчас проблема не в этом. Грошей нет. Обчистили. Умирать с голодухи не собираюсь. Я приехала в город не затем, чтобы оставить в нём свои кости. Гроши в городе есть. Нужна идея, чтоб их достать. Вот если бы их не было, тогда был бы трындец.

Недалеко находился обширный рынок со смешанным запахом еды и пота, над которым, словно бумажные змеи всё ещё кружили фуражка вокзального старшины и тюбетейка дынного азиата. Делом своих рук провинциалка осталась довольна и направилась на рынок.

Возле входа продавались полужареные шашлыки, замасленные чебуреки, пирожки, полуварённые початки кукурузы, на столиках громоздились бутылки пива, сушёная рыба, водка, дымились сигареты, валялись бычки, шумели пьяные разговоры. Вещевые палатки загружались всем тем, что можно было продать, обменять, украсть, заложить…

Вика, ещё не остывшая от съёмок фильма «Удар Торнадо», направилась к администратору рынка с мыслью, что неплохо было бы поправить разграбленный бюджет.

Она прошла между торговыми рядами. На прилавках был азиатский и южный рай, который таранил глаза Вике, расширяя их до немыслимого предела. Отечественный находился за железными воротами, где Вика наткнулась на бывшую лифтёршу. Бабушка торговала морскими водорослями в самодельной плетённой из лозы корзинке. Она была не в милости у Отечества и не выдерживала конкуренции.

Азиаты и южане затаривали рынок солнечными дарами и платили сумасшедшие бабки за место под Солнцем.

– Как бизнес? – спросила Вика.

Бабушка ткнула в водоросли. Они уже покрывались плесенью.

– Место под Солнцем зарабатывают не водорослями, а мозгами с идеей, – сказала Вика.

Бывшая лифтёрша вздохнула. Её мозги сожрал человек со звучным именем, который раньше жил в квартире с балкончиком, а теперь на балконе с особняком.

– Я тебе помогу, – сказала Вика. – Главное идея.

– Сделаешь платный лифт в платном туалете.

Сделать так, чтобы бабушка получала двойную оплату и отбить место под Солнцем не удалось. Бритоголовый охранник с увесистой головой и ломовыми руками, с шакальным взглядом, в тупорылых кирзовых ботинках лишил бабушку места, на которое падала тень железных ворот. Плетёная корзинка от удара ботинком взмыла над рынком, как камень из пращи. Потрясённая Вика пришла в себя, когда корзинка, изменив траекторию, обрушилась не на солнечное светило, а на неё.

– Мы же с бабушкой твои соотечественники, – возмутилась Вика. – Так сказать, родня.

– В гробу я видел такую родню, – отрезал охранник.

От так сказать родни охранник давно торговал бы провинциальными семечками в рекламных кулёчках, если бы не азиаты и южане.

– Жаль, что чемоданчика и самопальчика нет, – вздохнула Вика, – а то б ты сразу меня признал роднёй.

Эпоха бизнеса родственные связи признавала, но не по крови, а по бабкам, которые вырабатывала кровь. Азиаты и южане на такую кровь не скупились и загружали ею рынок со сверхсветовой скоростью.

Лифтёрша и Вика были бескровными существами, как и морские водоросли, которые бабушка выращивала на подоконнике, поливала святой водой и читала молитву "Отче наш, иже еси на небеси…" На небесах был идеальный порядок. Светило находилось в полной силе и так допекало, что рынок обливался потом. От пота солнечные дары распухали на глазах. Азиаты и южане ломили несусветные цены. От цен вздрагивал Отче.

Вика, облепленная водорослями, была похожа на русалку, которая заинтересовала человека в гигантской кепке с гигантским фибровым козырьком. Грузин восхищённо зацокал.

– Такая дэвушка – русалка. Плачу баксами.

Живой товар был в хорошей цене.

– Продавай русалочку, – шепнула Вика лифтёрше. – У меня ноги.

Живой товар, получив баксы, дал бы дёру.

– Построим платный лифт в платном туалете, продавай, – наседала Вика, пока гигантская кепка не закрыла Светило.

– Чтоб эта кепка оправлялась в моем лифте и каталась в моем туалете, – отрезала бабушка, – а вот такую русалку за баксы не хочешь?

Русалочкой оказалось место, которым оправлялась бабушка.

– Э, – возмущённо зацокал грузин. – Это не вход, а выход. Я старый русалка не хочу. Я хочу очень крепкий молодой дэвушка – русалка.

Голова грузина погрузилась в корзинку, как в железный ковш. Лифтёрша, взмахнув подолом, накрыла его.

Так накрывает священник кающегося грешника.

– Старая шлюха, – завизжал грузин, оказавшись в кромешной тьме. – У тебя здесь эта (грузин был эмоциональным и неделикатным человеком) заплесневелая дырка, а мне нужна…

Дальнейшие слова заглушил визг, на который, проломив ворота, заработавшие как крылья мельницы, под удар которых попал охранник, он взмыл вверх и завис на воротах, ринулся человек в громадных шароварах.

– Сними, – закричал охранник. – Я боюсь высоты.

– Ты не высоты бойся, – отчеканила Вика, – а удара об землю.

Она хотел ещё что – то добавить, но её отвлёк человек из украинских степей, отпущенных на волю.