Книга алхимика

— Ты воплощение всего того, что он ненавидел и презирал! — рассмеялась Мария. — Идальго[48], политик, столп общества. Вы были бы как кошка с собакой. Впрочем, не знаю, — она изучающе посмотрела на профессора. — Может, вы и поладили бы. Ты тоже в каком-то смысле немножко мечтатель, а еще ты добрый — совсем как отец. Ему бы понравился Томас. Он вообще обожает детей. И был потрясающим отцом.

Пинсону подумалось, что Мария удивительным образом чувствовала настроение его внука. Она угадывала его желания, знала, как его успокоить и утешить, и тем самым очень напоминала ему невестку сына, Юлию. Даже сейчас, когда они разговаривали, Мария то и дело кидала взгляды на играющего Томаса, желая убедиться, что с ним все в порядке. Так бы на ее месте вела себя любая хорошая мать.

— Какой же у тебя очаровательный мальчик, — неожиданно произнесла она. — Вырастет, будет таким же красивым, как и ты. Ты был на него похож в детстве?

— Разве что самую малость, — чуть улыбнулся Пинсон. — Я видел только одну свою фотографию в таком возрасте — семейная фотокарточка, куча народу, все сидят с торжественным видом. У меня там очень злое лицо. Мне явно было ужасно неудобно в накрахмаленном воротничке. Сижу там, скрестив ноги, перед бабушкой.

— Как бы мне хотелось познакомиться с тобой, когда ты был молод, — усмехнувшись, она придвинулась к нему. — Впрочем, если тебя послушать, твоя семья вряд ли приняла бы меня с распростертыми объятиями. Ну, разве что на должность посудомойки, — Мария негромко хихикнула. — Мой отец работал угольщиком на железной дороге. А еще состоял в кружке анархистов-синдикалистов. Я совсем не твоего круга. Впрочем, быть может, мы бы улыбались друг другу, когда бы ты проходил мимо, а я, например, мыла полы.

— Я бы непременно обратил на тебя внимание. В юности я был очень впечатлительным и, скорее всего, втрескался бы в тебя по уши.

— Ну да, воображаю себе. Принц и служанка — совсем как в сказке. Отец предупреждал меня — с такими, как ты, надо быть настороже. Он говорил, что сказки существуют для того, чтобы оправдать феодализм и… Забыла, как называется: когда аристократ имел право получить любую девушку перед ее брачной ночью?

— Ах да, деречо де пернада, право первой ночи. То, что французы называют droit de cuissage.

— Точно, именно так, — она хитро улыбнулась.

Пинсон с радостью отметил про себя, что у нее улучшается настроение.

— Впрочем, кто знает, чем бы это закончилось, — продолжила Мария, — а вдруг мне удалось бы распропагандировать тебя. Ты присоединился бы к революционному движению и начал бы войну против правящего класса буржуев и эксплуататоров. Стал бы анархистом. Это же гораздо лучше, чем посвящать себя худосочной либеральной идее. Ты бы сбежал со мной, я научила бы тебя кидать бомбы в полицейских. Какую бы мы прожили с тобой жизнь, а! — она сжала Пинсону руку и положила голову ему на плечо. — Эх…

— Занятно… — улыбнулся Пинсон. — То я занимаю людей сказками, то ими начинаешь баловаться ты. Я тебе в дедушки гожусь.

— Да ладно. — Мария подняла на него взгляд. — Льстец и обольститель…

Вытянув губы, она быстро поцеловала его в щеку, на мгновение прижавшись к нему, и профессор почувствовал упругую округлость ее груди. Это было приятно, но все же Пинсон смутился. Он мягко отстранился от Марии. Она весело смотрела на него.

— Ты и вправду кидала бомбы в полицейских? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Мария, — если честно, я тряпка. Я даже представить не могу, как можно кого-нибудь убить. Даже мерзавцев, которые заслуживают смерти, вроде Пако. И я не в состоянии ненавидеть людей просто за то, что они не разделяют моих взглядов и убеждений и верят во что-то другое. Именно поэтому я и присоединилась к анархистам. Ведь суть анархизма не хаос и не бесконечная революция. Если взять его в чистой форме, то он в первую очередь зовет нас к терпимости и свободе. Живи сам и дай жить другим. Примерно как в том древнем арабском эмирате, о котором ты читал. Думаю, для Мишката все кончится плохо и он погибнет, как погибла наша мечта об анархистском рае. Самуил один-два раза уже упомянул о фанатиках и крестоносцах. Все совсем как в наши времена.

— Историческая наука вообще эдакая Кассандра[49], — вздохнул Пинсон, — она все предупреждает нас об опасностях, предупреждает, а мы ее не желаем слушать. Иногда мне начинает казаться, что мы обречены раз за разом повторять ошибки прошлого. Я тебе говорил, что над мечетью мы нашли статую Паладона? Наверное, он специально построил собор на этом месте, чтобы спрятать мусульманскую святыню. Ах, если бы мы только могли с ним поговорить. Думаю, это было бы очень поучительно.

— Но он и так с нами говорит, — возразила Мария, — устами Самуила. Слушай, — ее глаза заблестели, — все равно сейчас нечем заняться, давай ты еще почитаешь. Знаешь, по моему опыту, самые светлые мысли приходят в голову, только когда перестаешь ломать голову над проблемой.