Книга алхимика

— Совершенно верно, — покивал Саид. — Неужели никто из вас никогда не ощущал этого присутствия? Смотрите на ничем не примечательную маленькую долину, и вдруг вас пробирает — аж мороз по коже, а вы сами толком не в состоянии объяснить, в чем дело. Может, там когда-то стоял храм? Или вы видите пропасть в горах, и вас охватывает ужас. А что, если когда-то туда сбрасывали людей, принося их в жертву? В Египте я слышал одну занятную теорию. В нашем мире существуют некие узловые точки, через которые происходит выброс духовной энергии. Скорее всего, именно на таких точках возведены пирамиды, однако подобные места должны быть где-то еще, помимо Египта. Многие из наших мечетей стоят там, где некогда находились христианские церкви, которые, в свою очередь, пришли на смену языческим святилищам. Вам не кажется это странным? Почему одно и то же место столь важно представителям самых разных религий? Не потому ли, что там — нумен?

— Это… это духовная энергия вроде небесной селитры, лежащей в основе процессов, которые мы используем в алхимии? — не выдержал я.

— Возможно, Самуил. Из наших изысканий нам известно, что каждый аспект любой науки взаимосвязан с другими — взять, к примеру, телесные жидкости, сферы…

— Никак не могу понять, какое это имеет отношение к легенде о пещере, — перебил учителя Азиз.

— Тогда позвольте мне рассказать о том, что еще мне удалось узнать в результате своих изысканий, — невозмутимо продолжил Саид.

Я обратил внимание, что тема столь увлекла его, что он даже позабыл о еде. Над вазой с фруктами гудела оса, но наш учитель и не пытался прогнать ее.

— Поверишь ли ты мне, Азиз, если я скажу тебе, что, прежде чем стать местом поклонения христиан, в твоем мусульманском святилище находился оракул Аполлона. Да, в пещере жила жрица, предсказывавшая будущее. Это было во времена римского владычества, но до римлян пещера тоже не пустовала. Когда в здешних краях стали оседать финикийцы, в пещере находился храм, посвященный богине Кибеле. Мне бы хотелось подчеркнуть, что пещера всегда являлась местом, несшим в себе тайну, местом, связанным с той или иной религией. Я бы осмелился объяснить это нуменом, который люди чувствовали внутри нее. Именно присутствием нумена можно объяснить свет в ее темной утробе — посох мудреца тут совершенно ни при чем. Я говорю о свете тайного знания и непостижимой загадки — главное, уметь его распознать.

Неожиданно мне вспомнился первый урок, преподанный отцом, когда он поведал о белых буквах, скрывающихся промеж черных в Торе. Я ощутил жгучее желание отправиться в пещеру и разведать все сам.

— Само собой разумеется, многое из того, что я вам сказал, — лишь догадки, — промолвил Саид, подводя итог урока. — Сейчас в пещеру никого не пускают. Место это опасное, полное расселин. Визирь Салим принял мудрое решение, запретив туда ходить. Слишком много людей там пропадало. Один неверный шаг… Бац! И тебя уже нет. — Он откусил кусок от булочки.

Сказанное оказалось вполне достаточным для Паладона. Любой запрет он воспринимал как личное оскорбление и вызов. Несколько дней спустя вечером, после ужина, мы улизнули из дома Салима и в свете заходящего солнца поднялись по крутой тропе к святилищу. Обвязав друг друга веревкой и вооружившись факелами, мы перебрались через баррикаду наваленных камней, украшенных молитвенными флагами, и оказались в звенящей пустоте пещеры.

Разинув рты, мы с изумлением взирали на ее размеры и гладкие гранитные стены. Естественно, нашим факелам было не под силу осветить ее целиком, и большая ее часть оставалась погруженной во мрак. Аура тайны, окутывавшая ее, вызывала у меня трепет. Царящая внутри сырость пробирала до костей. Не стоит и говорить, что света внутри мы не увидели — ни Божественного, ни какого-либо другого, однако мне не составило труда представить, что эта пещера некогда являлась обителью духов или богов. Я вообразил, что перенесся в прошлое и стою в храме Зевса в Додоне[51], или ожидаю кумскую сивиллу[52], или собираюсь участвовать в мистерии в одном из подземных туннелей Элефсиса[53]. Когда дым наших факелов вспугнул под потолком стаю летучих мышей и они заметались, хлопая крыльями, я закричал от ужаса — мне почудилось, что это фурии. Лишь смех Паладона привел меня в чувство.