Книга алхимика

Понятное дело, я ни с кем не делился своими мыслями. Для всех я был не более чем трудолюбивым помощником Исы. Через некоторое время упорный труд сделал свое дело — именно на это и рассчитывал Саид. Неделя шла за неделей, и медленно, очень медленно я начал возвращаться к жизни. Я научился ценить доброту своего нового наставника, его чувство юмора, его невозмутимость и спокойствие, которые всякий раз приходили на помощь Исе, когда он беседовал с очередным безнадежным пациентом, подыгрывая его фантазиям. Если сумасшедший считал себя халифом, Иса подобающим образом кланялся ему; если молчал, то Иса обращался к нему с монологом; если рыдал, Иса утешал его и давал выплакаться. Всякий раз он пытался отыскать хотя бы искорку здравого смысла, которая, по его убеждению, тлела в разуме каждого, даже самого пропащего безумца. Я смотрел, как он поит пациентов простенькими снадобьями из трав, которые готовит строго в соответствии с рецептами Диоскорида[54], а потом в один прекрасный день сообразил, что мои познания в алхимии значительно превосходят его и потому я могу помочь моему наставнику.

Поздними вечерами, покончив со всеми делами, я затворялся в лаборатории при лечебнице. Через месяц у меня было готово несколько снадобий, но не из трав, а из минеральных веществ. Немного волнуясь, я поднес плод своих трудов Исе. Сперва наставник отнесся к ним недоверчиво, но потом все же признал, что я разбираюсь в нарушениях баланса телесных жидкостей не хуже, а то и лучше, чем он, и позволил провести эксперимент. Он выбрал самого буйного пациента — пекаря, считавшего себя джинном, прикованным к горящему колесу. Через три дня больной успокоился до такой степени, что вспомнил о своей пекарне и даже начал волноваться, не перепортят ли мыши зерно у него в кладовой.

С тех пор я стал крупным специалистом в области снадобий для лечения душевных расстройств. Недавно я узнал, что моя теория о дисбалансе элементов, разработанная мной вскоре после того, как я оставил лечебницу, теперь преподается в одном из училищ Багдада. При этом утверждается, что мы разработали эту теорию вместе с Исой. Я рад за него, ибо чувствую, что нахожусь перед ним в неоплатном долгу. Он, сам того не ведая, очень мне помог. Его ласковое обращение с душевнобольными пациентами постепенно излечило меня от печали и тоски.

Перебравшись из больницы обратно в дом визиря, я обнаружил, что прежней жизни пришел конец. Азиз занял должность помощника главного кади, и теперь у него не оставалось времени на утренние уроки — ему надо было постигать сложные мусульманские законы. Визирь Салим закрыл нашу маленькую академию. Паладон весь день работал с отцом, у ибн Саида теперь появилась куча свободного времени, чтобы закончить свою книгу, ну а я… Салим по доброте своей все предусмотрел. У него имелись планы и на меня.

В знак признательности за дружбу с его сыном и помощь, что я оказывал Азизу с учебой, визирь назначил меня на должность младшего лекаря во дворце эмира. Ирония судьбы! Утратив любовь принца Азиза, я стал вхож в высшие круги придворного общества, врачуя многочисленных родственников эмира и прочую знать: казначеев, советников, дворецких — кто только не обращался за моими услугами! Пользовал я и вдовствующую сестру эмира Джанифу, управлявшую его гаремом. Вскоре меня назначили лекарем наложниц эмира. Я понравился Джанифе. Кроме того, визирь и эмир решили, что им нечего опасаться, допуская меня в гарем, ведь я, с их точки зрения, был не опаснее евнуха. Они знали, что утехи с женщинами меня совершенно не интересуют и я не соблазнюсь даже писаными красавицами, сокрытыми в глубине дворцовых покоев Абу.

Итак, мир, который я знал, изменился, но время, к счастью, оказалось не властным над нашей дружбой. Салим сказал нам с Паладоном, что комнаты, в которых мы у него жили, останутся за нами. После того как Паладон и Азиз поверили, что я взял себя в руки, мы стали часто видеться друг с другом в покоях Айши. Со временем отчужденность между мной и Азизом осталась в прошлом. Удостоверившись, что я больше не пытаюсь вернуть былое, принц в моем присутствии стал держаться почти как раньше. Я убедил себя, что ни он, ни я не утратили чувств к друг другу, просто они теперь стали исключительно платоническими. Этими мыслями я и утешал себя. Вскоре мы вернулись к беседам, которые радовали нас раньше, и сторонний наблюдатель мог решить, что наша академия натурфилософии процветает, как прежде. Думаю, наши беседы действовали умиротворяюще даже на Азиза, которому приходилось целые дни пропадать в суде. Радовался им и Паладон, проводивший теперь долгие часы на стройке. Кроме того, он был счастлив убраться подальше от своих двоюродных братьев, живших с ним под одной крышей в доме его отца. Они порицали его за желание принять ислам.