Мы опускаем крайне желчный комментарий Страбона к рассказу Посидония. Этот античный географ, будучи прекрасным географом, тем не менее вполне составит компанию Аристотелю или современным «чистым ученым». Между тем перед нами жизнеописание человека, в котором соединились и бескорыстное любопытство, и предприимчивость, и вера в себя, и, наконец, та толика наглости, без которой не было ни одного великого первооткрывателя.
Поскольку плавания вокруг Африки — далеко не главная для этой книги тема, я лишь кратко поясню сообщение Страбона.
Евдокс из Кизика[87]
в последней четверти II века до н. э. совершил по крайней мере четыре значительных плавания. Два из них имели место в Индийском океане. При помощи кормчего-индуса, используя пассаты, он добрался до Индии не вдоль берега, но напрямую пересек океан. Во время второго плавания ему удалось обнаружить остатки корабля из испанского города Гадес на одном из островов близ восточного побережья Африки (может быть, на Занзибаре?).Заинтригованный тем фактом, что корабль из Атлантики оказался на противоположной стороне Ливии, Евдокс прибыл в Испанию и сумел собрать деньги для разведывательного плавания вдоль берегов Африки. Неизвестно, насколько далеко ему удалось проникнуть на юг. Вероятно, в этот раз Евдокс не добрался до земель южнее Сенегала.
Для того чтобы следующая попытка была более успешной, Евдокс попытался найти «спонсора». Таким едва не стал Богх, царь племени маврусиев, обитавшем в северном Марокко. Когда Евдокс понял, что его ожидания тщетны, ему удалось найти финансовую помощь в римской Испании, и именно там он снарядил последнюю свою экспедицию. Теперь уже невозможно узнать дальнейшую судьбу этого замечательного путешественника,[88]
однако факт, что его экспедиции в Атлантике были вызваны находкой украшения с корабля жителей Гадеса в Восточной Африке, свидетельствует о том, что некоторые города, связанные с историей финикийской колонизации (а Гадес был основан выходцами из Тира за ГГОО лет до Рождества Христова), вплоть до последних веков до н. э. могли пользоваться сведениями, «закрытыми» для римлян и греков.Ил и водоросли
Ксеркс не поверил Сатаспу. Перса-авантюриста готовы распять как обманщика и современные ученые. Симптоматично, что ни древнему царю, ни нашим современникам не нравится рассказ о мелях, которые задержали разведывательное судно.
А между тем Платон писал: «После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, оставленного после себя осевшим островом». В отчете Сатаспа мы попросту сталкиваемся с древним указанием о сложности плавания по Атлантике, которое Платон объяснил гибелью Атлантиды.
Подобные сообщения либо игнорируются официальной наукой, либо же объясняются фантастическими обстоятельствами. Например, тем, что иногда водоросли из Саргассова моря течения приносят к берегам Европы.
Но ведь самые крупные скопления «саргассовых водорослей» Гольфстрим выносит к куда более северным широтам! Сообщений об отмелях, иле, рифах, водорослях в Атлантике
Предоставим слово первому критику Платона, Аристотелю. В сочинении «Метеорологика» он пишет: «За Столпами море мелко из-за ила, но в то же время спокойно, потому что расположено во впадине».[89]
Ил — явно из Платона и из финикийских источников. Аристотель не спорит с ними. Однако присмотримся ко второй части фразы. Получается, что Атлантический океан расположен во впадине. Между чем и чем, хотелось бы спросить? Не имеет ли здесь Аристотель в виду другого берега Атлантики — противолежащего материка, о котором опять же говорил Платон?[90]Аристотель вынужденно соглашается и со странностью Атлантического океана. Находясь во впадине, он должен быть спокоен — как любое «внешнее море». Однако эта впадина заполнена илом — и потому море за Столпами «мелко».
Но ведь наличие впадины подсказывает, что Атлантика должна была бы иметь большие глубины! Что же сделало ее мелкой, как не какой-то природный катаклизм?
Аристотель оставляет этот вопрос без внимания.
С рассказом о проблематичности плавания в тех водах мы встречались уже не раз. Тем не менее вот еще два свидетельства для полноты картины.
Феофраст, ученик Аристотеля, один из основателей ботаники и биологии в широком смысле этого слова, пишет в своей «Истории растений»:
«В море за Геракловыми столбами, рассказывают, есть водоросли удивительной величины и шириной больше, чем в ладонь».