Сделали себе сэндвичи из тостового хлеба с холодной индейкой, сыром и майонезом. Одним духом проглотили их. Они дома. Им стало спокойно. Они провели два дня в автобусе и страшно устали. Им хотелось принять душ и отдохнуть.
Пообедав, они поднялись на второй этаж. Остановились перед комнатой Гиллеля. Взглянули на старые картинки по стенам. На детском письменном столе стояло их фото у стенда в поддержку Клинтона на президентских выборах 1992 года.
Они улыбнулись. Вуди вышел из комнаты и прошел дальше по коридору, в спальню дяди Сола и тети Аниты. Гиллель взглянул в окно, и сердце у него остановилось. Сад был оцеплен полицейскими в шлемах и бронежилетах. Они попались. Они в мышеловке, как крысы.
Вуди все еще стоял на пороге родительской спальни. Стоял спиной и ничего не замечал. Гиллель тихонько подошел к нему:
– Не оборачивайся, Вуди.
Вуди послушно замер:
– Они здесь, да?
– Да. Везде полиция.
– Я не хочу, чтобы меня схватили, Гилл. Я хочу остаться здесь навсегда.
– Знаю, Вуд. Я тоже хочу остаться здесь навсегда.
– Помнишь школу Оук-Три?
– Конечно, Вуд.
– Что бы я без тебя делал, Гиллель? Спасибо, ты придал моей жизни смысл.
Гиллель плакал.
– Тебе спасибо, Вуд. И прости за все.
– Я тебя давно простил, Гиллель. Я всегда буду тебя любить.
– И я всегда тебя буду любить, Вуди.
Гиллель вынул из кармана револьвер Вуди. Он его так и не выбросил. В реку он швырнул камень.
Он приставил дуло к голове Вуди.
Закрыл глаза.
С первого этажа донесся страшный грохот. Полицейские из группы захвата выбили входную дверь.
Гиллель выстрелил первый раз. Вуди рухнул на пол.
Снизу послышались крики. Полицейские отступили, решив, что стреляют в них.
Гиллель лег на родительскую кровать. Зарылся лицом в подушки, накрылся одеялом. Его окружали запахи детства. Он вновь увидел в этой кровати родителей. Воскресное утро. Они с Вуди торжественно входят в спальню, неся подносы с завтраком. Сюрприз! Усаживаются к ним на кровать, делят на всех старательно приготовленные пончики. Смеются. В открытое окно на них льется теплый солнечный свет. Весь мир лежит у их ног.
Он приставил револьвер к виску.
Всему есть начало, и всему есть конец.
Он нажал на спуск.
И все кончилось.
Часть пятая
Книга о восстановлении
(2004–2012)
Июнь 2012 года во Флориде выдался душным и жарким.
Занимался я в основном тем, что искал покупателя на дом дяди Сола. Пора было от него избавляться. Но продавать его невесть кому тоже не хотелось.
От Александры я не получал никаких известий и волновался. Мы целовались с ней в Нью-Йорке, но потом она отправилась в Кабо-Сан-Лукас, дать им с Кевином еще один шанс. По доходившим до меня слухам, их поездка в Мексику закончилась довольно плачевно, но мне хотелось услышать это от нее.
В итоге она позвонила и сказала, что на лето едет в Лондон. Поездка была запланирована давно: она работала над новым альбомом, и часть песен должны были записывать в одной из ведущих студий британской столицы.
Я надеялся, что она предложит мне встретиться перед отъездом, но ей оказалось некогда.
– Зачем тогда ты мне звонишь? Только сказать, что уезжаешь? – спросил я.
– Я не говорю, что уезжаю. Я говорю, куда я уезжаю.
Я спросил, как дурак:
– А зачем?
– Затем, что так поступают друзья. Держат друг друга в курсе своих дел.
– Ну, если ты хочешь узнать, как дела у меня, то я продаю дядин дом.
В ее голосе появились ласковые нотки, и меня это разозлило:
– По-моему, это правильно.
Через несколько дней один риелтор представил мне покупателей, которые мне понравились. Молодая прелестная пара. Они обещали ухаживать за домом и наполнить его детьми и жизнью. Мы подписали договор в присутствии нотариуса прямо в доме, для меня это было важно. Я отдал им ключи и пожелал удачи. Теперь я освободился от всего. От Гольдманов-из-Балтимора у меня ничего не осталось.
Я снова сел в машину и вернулся в Бока-Ратон. Входя в дом, я обнаружил у двери тетрадь Лео, знаменитую “Тетрадь № 1”. Пролистал ее, она была девственно чистой. Я забрал ее и пошел в свой кабинет.
Схватил ручку и дал ей свободно летать по страницам тетради, лежавшей передо мной. Так было положено начало “Книге Балтиморов”.
Спустя две недели после Драмы нам отдали тела Вуди и Гиллеля, и мы наконец смогли предать их земле.
Их похоронили в один день, рядом, на кладбище Форрест-Лейн. Ослепительно сияло зимнее солнце, природа словно пришла попрощаться с ними. На церемонии присутствовали только самые близкие. Я произносил речь перед Арти Кроуфордом, своими родителями, Александрой и дядей Солом, державшим в каждой руке по белой розе. Из его глаз под темными очками струился нескончаемый ручей слез.