– Трудно сказать. Держится он скорее хорошо. Ваше присутствие очень его приободрило. Лекарствами мы его не вылечим, но поддержать на какое-то время сможем.
– Вы говорите “какое-то время”. Вы имеете в виду дни, недели, месяцы, годы?
– Прекрасно понимаю ваше состояние, мистер Гольдман, но точнее я сказать не могу. Возможно, несколько месяцев.
Я видел, что он все больше слабеет.
В конце октября было несколько тревожных звоночков. Однажды его стало рвать кровью, и я срочно повез его в Маунт-Синай. Его на несколько дней оставили в больнице, и вышел он совсем обессиленный. Ходить уже не мог, уставал. Я взял напрокат инвалидную коляску и возил его на прогулки по Коконат-Гроув. Эта сцена чем-то напомнила мне Скотта в тачке. Я сказал об этом ему, и он хохотал до слез. Я любил, когда он смеялся.
В начале ноября он уже с трудом вставал с постели. Почти не двигался. Лицо у него стало землистое, черты заострились. Трижды в день к нему домой приходила медсестра. Я спал уже не в гостевой комнате. Он так об этом и не узнал, но ночи я проводил в коридоре, у его открытой двери, чтобы следить за ним.
Физическая слабость не мешала ему говорить. Я часто вспоминаю наш с ним разговор накануне его ухода – в канун Дня благодарения.
– Сколько времени ты не праздновал День благодарения? – спросил дядя Сол.
– Со времен Драмы.
– Что ты называешь Драмой?
Вопрос меня удивил:
– Я говорю о гибели Вуди и Гиллеля.
– Перестань говорить “Драма”, Маркус. Нет никакой Драмы с большой буквы, есть разные драмы. Драма твоей тети, драма твоих кузенов. Драма жизни. Драмы были и будут, и все равно придется жить дальше. Драмы неизбежны. И по сути, не так уж они и важны. Важно то, как удается их преодолеть. Ты не преодолеешь свою драму, если и дальше не будешь праздновать День благодарения. Наоборот, она еще глубже будет затягивать тебя. Пора это прекращать, Маркус. У тебя есть семья, у тебя есть друзья. Я хочу, чтобы ты снова праздновал День благодарения. Обещай мне.
– Обещаю, дядя Сол.
Он закашлялся, глотнул воды. И продолжал:
– Я знаю, ты никак не можешь избавиться от всех этих историй о Гольдманах-из-Балтимора и Гольдманах-из-Монклера. Но в итоге есть только один Гольдман, и это ты. Ты праведник, Маркус. Многие из нас пытаются придать своей жизни смысл, но наши жизни имеют смысл, только если мы способны исполнить три назначения: любить, быть любимыми и уметь прощать. Все прочее – пустая трата времени. Главное, пиши. Потому что ты прав: все можно исправить и восстановить. Племянник мой, обещай мне восстановить нас. Восстанови Гольдманов-из-Балтимора.
– Но как?
– Соедини нас снова. Только ты можешь это сделать.
– Как? – снова спросил я.
– Ты найдешь как.
Я не совсем понимал, что он имеет в виду, но обещал:
– Я это сделаю, дядя Сол. Будь спокоен.
Он улыбнулся. Я склонился к нему, он положил руку мне на голову. И еле слышным, как ниточка, голосом благословил меня.
Назавтра было утро Дня благодарения. Я зашел к нему в комнату, но он не проснулся. Я сел рядом и положил голову ему на грудь. Лицо у меня было мокрое от слез.
Последний из Балтиморов покинул этот мир.
В середине августа 2012 года, через два дня после моего разговора с Патриком Невиллом, мне позвонила Александра. Она сидела в Гайд-парке, на террасе “Серпентайн-бара”, что возле озера. Пила кофе, а у ее ног дремал Дюк.
– Я рада, что вы с отцом наконец поговорили.
Я рассказал ей обо всем, что выяснил. Потом сказал:
– И все-таки для Гиллеля и Вуди, несмотря на все, что между ними произошло, главным было счастье быть вместе. Ссора или разлука была для них непереносима. Их дружба простила все. Их дружба оказалась в сто раз выше Драмы. И я должен об этом помнить.
Я почувствовал, что она растрогана.
– Ты вернулся во Флориду, Марки?
– Нет.
– По-прежнему в Нью-Йорке?
– Нет.
Я свистнул.
Дюк навострил уши и вскочил. Увидел меня, ринулся ко мне со всех лап, распугав по дороге целую тучу чаек и уток, скакнул мне на плечи, и я повалился на спину.
Александра поднялась со стула.
– Марки? – вскрикнула она. – Марки, ты приехал!
Она бросилась навстречу. Я встал и обнял ее. Она прижалась ко мне и успела только шепнуть:
– Как же мне тебя не хватало, Марки.
Я сжал ее изо всех сил.
И мне показалось, что в воздухе пляшут смеющиеся лица кузенов.
Эпилог
Вот и закрывается эта книга – в День благодарения 2012 года, в Монклере, перед домом моих родителей. Я поставил машину в аллее. Мы с Александрой вышли и пошли к дому. Первый раз после смерти кузенов я праздновал День благодарения.
Я немного постоял перед дверью. Перед тем как позвонить, вытащил из кармана фотографию нас с Гиллелем, Вуди и Александрой в 1995 году в Оук-Парке и долго смотрел на нее.
Александра нажала на кнопку звонка. Открыла мать. Увидела меня, и ее лицо просияло.
– О, Марки! Я уж думала, ты не приедешь!
Она даже прикрыла рот руками, словно никак не могла поверить.
– Добрый день, миссис Гольдман. Поздравляю с Днем благодарения! – сказала Александра.
– Поздравляю, дети мои! Как хорошо, что мы снова вместе.