Книга Балтиморов

– Маркикетик, обещаю: когда у тебя из-за полоумного врача, перепутавшего лекарства, проедут мимо носа семь миллионов долларов и карьера профессионального футболиста, ты получишь право как минимум на такое же внимание, какое я оказываю Вуди.

* * *

Вуди так и не окончил университет.

На зимних каникулах, которые начались сразу после его исключения из “Титанов”, мы с Гиллелем пытались его приободрить, но без особого успеха. К началу занятий он, так и не оправившись, поехал в Мэдисон, но не смог переступить границу кампуса. На подъезде к первым строениям он остановил машину.

– Ты чего? – спросил Гиллель, сидевший рядом.

– Не могу…

– Что не можешь?

– Вот это все… – выдохнул он, показав на стадион “Сол Гольдман”.

Он вылез из машины и сказал Гиллелю:

– Поезжай, я потом. Мне надо пройтись.

Гиллель в некотором замешательстве уехал. Вуди так и не пришел. Ему нужна была любовь и нежность: он пошел на автозаправку и укрылся у Коллин. Больше он с ней не расставался. Стал жить у нее и целый день работал с ней на заправке. Отныне только она удерживала его в Мэдисоне. Без нее он бы давно сбежал куда подальше.

Гиллель каждый день заезжал к нему. Приносил конспекты, пытался убедить его не бросать все под самый конец.

– Вуди, тебе осталось доучиться всего несколько месяцев. Не упускай такой шанс…

– Мне не хватает духу, Гилл. Я больше не верю в себя. И вообще ни во что не верю.

– Вуди… Ты принимал допинг?

– Нет, Гиллель. Клянусь. Вот потому и не хочу возвращаться в этот лживый университет. Не надо мне больше от них ничего, они меня уничтожили.

Спустя несколько недель, 14 февраля 2002 года, Вуди решил в последний раз съездить в университет Мэдисона – забрать свои вещи из их с Гиллелем комнаты.

Коллин одолжила ему свою машину, и он под вечер отправился в кампус. Попытался дозвониться Гиллелю, но безуспешно: наверно, тот работал в библиотеке.

Он постучался. Никакого ответа. Ключ у него сохранился; он вытащил его из кармана, повернул в замочной скважине и открыл дверь. В комнате никого не было.

На него вдруг навалилась печаль. Он немного посидел на своей кровати, еще раз оглядел комнату. На миг закрыл глаза и снова увидел, как они с Гиллелем и Александрой в яркий солнечный день гуляют по кампусу, а на них все смотрят. Помечтав с минуту, он открыл большую сумку, которую принес с собой, и начал складывать туда свои вещи: несколько книг, фотографии, любимую лампу, привезенную из Оук-Парка, кроссовки, в которых пробежал столько километров. Потом открыл шкаф с одеждой, своей и Гиллеля. Три верхних полки были его. Он все переложил в сумку; потом, отступив немного назад, с грустью посмотрел на открытый шкаф: первый раз в жизни он по своей воле уходил от Гиллеля.

Всматриваясь в полки, он вдруг заметил на нижней полке Гиллеля, в самой глубине, неясные контуры какого-то предмета. Подошел поближе и разглядел бумажный пакет, спрятанный за кучей одежды. Непонятно почему ему захотелось посмотреть, что там такое. Что-то привлекло его внимание. Он раздвинул одежду и вытащил пакет. Открыв его, он побледнел и почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.

28

Дядя Сол всего дважды заезжал к моим родителям в Монклер. Это я знаю точно: мать вечно жаловалась, что он к нам и носу не кажет. Иногда я слышал, как она ругалась по этому поводу с отцом, особенно когда речь шла о семейных праздниках.

– Это не дело, Натан, твой брат вообще у нас не бывает! Тебя это не смущает? Он даже не знает, как выглядит наш дом.

– Я ему показывал фото, – успокаивал ее отец.

– Не строй из себя дурачка, пожалуйста!

– Дебора, ты же знаешь, почему он не появляется.

– Знаю, потому и дергаюсь! Как вы мне надоели с вашими идиотскими семейными историями!

Я долго не знал, на что намекает мать. Бывало, я встревал в их разговор:

– А почему дядя Сол не хочет сюда приезжать?

– Неважно, – всякий раз отвечала мать. – Глупости сплошные.

Первый раз он приехал в июне 2001 года, после смерти дедушки. Когда бабушка позвонила ему и сообщила, что дедушка умер, он неожиданно заехал к нам.

Второй раз случился в четверг, 14 февраля 2002 года, после того как от него ушла тетя Анита.

В тот день я приехал в Монклер под вечер. Был праздник святого Валентина, и я направлялся из университета в Нью-Йорк, провести вечер и ночь с Александрой. С родителями я какое-то время не виделся и решил сделать крюк, чтобы их обнять и немножко побыть с ними в Монклере.

Подъехав к дому, я увидел, что на нашей аллее стоит дядина машина. Я кинулся в дом. Мать перехватила меня у дверей.

– Что у нас делает дядя Сол? – с тревогой спросил я.

– Марки, дорогой, не ходи на кухню.

– Да что происходит-то?

– Это тетя Анита…

– Что “тетя Анита”?

– Она бросила дядю. Ушла от него.

– Ушла? То есть как это ушла?

Я хотел позвонить Гиллелю, но мать меня отговорила:

– Подожди, не надо пока вмешивать во все это Гиллеля.

– Но что случилось?

– Я тебе все объясню, Марки, обещаю. Твой дядя останется у нас на выходные, поживет в твоей комнате, если ты не против.

Я хотел поцеловать его, но в приоткрытую дверь кухни увидел, что он плачет. Великий, грандиозный, всемогущий Сол Гольдман плакал.