Книга Балтиморов

По дороге из аэропорта Балтимора в Оук-Парк, где прошло мое детство и где мы с ним скоротаем последний его день на свободе, мне уже видится, как он входит в ворота внушительного исправительного заведения в Чешире, штат Коннектикут. Я вижу, как ворота за ним закрываются, как его раздевают, обыскивают. Вижу, как он надевает тюремную робу и его ведут в камеру. Слышу, как за ним захлопываются двери. Он несет одеяло и простыни, а справа и слева идут два тюремщика. Он проходит группу других заключенных, и те разглядывают его.

Завтра Вуди посадят в тюрьму.

Александра едет со мной. Сидит на переднем сиденье и смотрит на меня в упор. Она прекрасно видит, что я погружен в свои мысли. Обнимает меня за шею и очень нежно гладит по голове.

Въехав в Оук-Парк, я сбавляю скорость. Делаю круг по кварталу, где мы были так счастливы — Вуди, Гиллель и я. Мы встречаем патруль Оук-Парка, я делаю им тайный знак. Потом сворачиваю на Уиллоуик-роуд и останавливаюсь у дома Балтиморов. Вуди и Гиллель, мои кузены, мои братья, сидят на ступеньках крыльца. Гиллель держит в руках фотографию, и оба смотрят на нее. Фото нас четверых, сделанное девять лет назад, в день отъезда Александры. Гиллель видит, что мы подъехали, и прячет фотографию в лежащую рядом книгу, чтобы не помялась. Они встают и идут нам навстречу. Мы все долго обнимаемся и целуемся.

До Драмы остается месяц, но мы об этом еще не знаем.

Вуди не имел права находиться в Балтиморе. Суд постановил, что на время отсрочки он не должен покидать пределы штата. Но он счел, что если нельзя провести последний день на свободе там, где ему заблагорассудится, значит, он уже в тюрьме.

Чтобы не проходить контроль, он не полетел самолетом. Гиллель заехал за ним на машине в Коннектикут, и ночью они вернутся обратно. Проведут вместе последнюю бессонную ночь, встретят рассвет, плотно позавтракают оладьями с кленовым сиропом, яичницей и жареной картошкой, а потом, утром, Гиллель отвезет его в тюрьму.

День только начинался. Погода стояла великолепная. Осень раскрасила Оук-Парк в красный и желтый цвет.

Все утро мы провели на крыльце, наслаждаясь теплом. Дядя Сол принес нам кофе и пончики. В полдень он сходил за гамбургерами в один из любимых ресторанов Гиллеля. Мы все пятеро поели на воздухе.

Вуди выглядел безмятежным. Мы говорили о чем угодно, только не о тюрьме. Александра сказала, что наши поездки по радиостанциям по-прежнему приносят плоды: ее песни передают все чаще, а альбом начал продаваться. Она распродала уже несколько десятков тысяч дисков. С каждой неделей он все выше поднимался в рейтингах.

— Как вспомнишь тебя десять лет назад! — улыбнулся Гиллель. — Давала нам концерты у себя в комнате, а теперь, надо же, стоишь на пороге славы.

Он взял книгу и вытащил из нее фото нашей четверки. Мы засмеялись, вспоминая юность.

После обеда мы с Вуди и Гиллелем пошли прогуляться по Оук-Парку. Александра, сославшись на то, что хочет помочь дяде Солу убрать коробки из-под гамбургеров, оставила нас побыть втроем.

Мы бродили по тихим улицам. Команда садовников сметала с аллей опавшие листья, и это напомнило нам времена Скунса.

— Хорошая была штука Банда Гольдманов, — произнес Вуди.

— Она и есть, — ответил я. — Ничто не кончилось. Банда вечна.

— Тюрьма все меняет.

— Не говори так. Мы к тебе все время будем ездить. Дядя Сол говорит, что тебе наверняка скостят срок. Ты скоро выйдешь, и мы будем рядом.

Гиллель кивнул.

Мы обошли квартал и вскоре вернулись к дому Балтиморов. Снова уселись на крыльце. Вуди вдруг сказал мне, что ушел от Коллин. Не хотел обрекать ее на пять лет в комнате для свиданий. В глубине души я подумал, что он просто не любил ее по-настоящему. С ней он чувствовал себя не таким одиноким, но никогда не любил ее так, как любил Александру. Я счел своим долгом поговорить с кузенами о ней:

— Простите, что я вас предал, тайно завел роман с Александрой.

— Ничего ты не предал, — отмахнулся от меня Гиллель.

— Банда Гольдманов вечна, — добавил Вуди.

— Когда ты выйдешь из тюрьмы, Вуд, мы все втроем куда-нибудь поедем. Надолго поедем. Можем даже снять дом в Хэмптонах и провести там все лето. Можем каждое лето вместе снимать дом.

Вуди грустно улыбнулся:

— Маркус, мне надо что-то тебе сказать.

Нас прервал дядя Сол. Он открыл дверь и воскликнул:

— А, вот вы где! Я тут подумал, а не пожарить ли вечером стейки, вы как? Пойду схожу в магазин.

Мы предложили дяде Солу сходить с ним, и Вуди шепнул мне на ухо, что все мне спокойно расскажет попозже.

Мы все отправились в супермаркет Оук-Парка. Нам было очень весело: мы вспоминали, как ходили в магазин с тетей Анитой и она позволяла нам накладывать полную тележку наших любимых продуктов.

Позже я помогал дяде Солу готовить барбекю на террасе у Балтиморов, чтобы дать Вуди и Александре немного побыть вдвоем. Я знал, что для него это важно. Они пошли прогуляться. Думаю, Вуди захотелось взглянуть на баскетбольную площадку Оук-Парка. Гиллель пошел с ними. Я подумал, что, по сути, они были Бандой из Мэдисона. А Бандой Гольдманов были мы трое.

Расстались мы в час ночи.