Книга Балтиморов

Потом Люк уезжал на своем пикапе. Для Коллин это означало свободу. Закончив работу на заправке, она выходила через заднюю калитку сада, встречалась с Вуди на соседней улице, и они вместе уезжали. Он увозил ее в кампус. Там ей не грозило встретить знакомых. Там она чувствовала себя в безопасности.

Однажды вечером, когда Гиллель уступил им комнату и они лежали в постели, а она прижималась к нему после любви, он заметил синяки на ее обнаженной спине.

— Почему ты не пожалуешься в полицию? Он же тебя когда-нибудь убьет.

— Его отец — шеф полиции Мэдисона, а брат — заместитель, — напомнила Коллин. — Безнадежно.

— А Люку, я так понимаю, мозгов не хватило стать копом…

— Он хотел. Но у него судимость за драку.

— А почему бы не подать жалобу куда-нибудь еще?

— Потому что это в юрисдикции Мэдисона. Да я все равно не хочу.

— Не уверен, что смогу спокойно смотреть, как над тобой издеваются.

— Закончи учебу, Вуди. А потом увези меня с собой, далеко-далеко.

Но долго так продолжаться не могло. Люк что-то заподозрил и стал проверять, дома ли она. Коллин должна была звонить ему перед уходом с заправки, а потом еще раз, из дома. Потом он перезванивал без предупреждения, следил, не ушла ли она куда. Не в ее интересах было пропустить звонок. Ей пришлось дорого заплатить за вечер, когда у соседки прорвало трубу на кухне и она пошла ей помогать.

Когда Люк уезжал и Вуди мог встретиться с Коллин, ему каждый раз казалось, что по ней пронесся смерч. Но такие моменты выпадали все реже.

Брат Люка стал регулярно заглядывать на заправку и смотреть, кто там бывает. Потом начал заезжать за ней в конце рабочего дня и препровождать домой.

— Просто хочу убедиться, что ты вернулась и с тобой ничего не случилось, — говорил он. — Мало ли кто нынче шляется по улицам.

Положение становилось серьезным. Вуди наблюдал за Коллин, держась на расстоянии. Приближаться к ней становилось опасно. Гиллель часто ездил с ним. Оба прятались в машине и следили за заправкой или за домом. Иногда Гиллель оставался на шухере, а Вуди отваживался зайти и ненадолго повидаться с Коллин.

Однажды вечером, когда они проезжали неподалеку от ее дома, их стала преследовать полицейская машина. Вуди остановился у обочины. Из машины вышел отец Люка, проверил у обоих удостоверения личности и сказал Вуди:

— Значит, так, паренек, слушай меня внимательно. Гоняй свой мяч и не суй нос, куда не просят. А главное, отвали. Ясно?

— Откуда вы знаете, что я играю в футбол? — спросил Вуди.

На лице отца заиграла фальшивая улыбка.

— Люблю, видишь ли, знать, с кем имею дело.

Они поехали назад и вернулись в кампус.

— Ты бы поберегся, Вуд, — сказал Гиллель. — Вся эта история начинает скверно пахнуть.

— Знаю. И что мне делать, по-твоему? Замочить уже, наконец, ее мужа?

Гиллель бессильно помотал головой:

— Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Вуди. Признаться, мне что-то страшновато.

* * *

В тот год я впервые в жизни не виделся с кузенами на День благодарения. За два дня до него они мне сообщили, что Патрик Невилл пригласил их на праздник, куда должны были приехать игроки «Джайентс». Я все-таки решил поехать в Балтимор. Прибыл я накануне и, как в детстве, поездом. Но, к величайшему моему разочарованию, на перроне Балтимора меня никто не встречал. Я взял такси до Оук-Парка и, подъехав к дому Балтиморов, увидел выходящую тетю Аниту.

— Боже мой, Марки! — воскликнула она, заметив меня. — Я совершенно забыла, что ты сегодня вечером приезжаешь.

— Неважно. Я же приехал.

— Знаешь, а кузенов твоих нет…

— Знаю.

— Марки, мне ужасно жаль, но я сегодня вечером дежурю в госпитале. Мне надо идти. Дядя будет рад тебя видеть. Ужин готов, все в холодильнике.

Она прижала меня к себе, и в ее объятиях я почувствовал: что-то изменилось. Она выглядела усталой и грустной. Я больше не видел в ней того ослепительного сияния, что так часто волновало мое сердце в детстве и отрочестве.

Я вошел в дом. Дядя Сол сидел перед телевизором и встретил меня, как и тетя Анита, тепло и печально. Я поднялся на второй этаж отнести вещи в одну из гостевых комнат и спросил себя, зачем тут все эти комнаты, если в них никто не живет. Прогулялся по огромным коридорам, заглянул в гигантские ванные. Зашел поочередно во все три гостиные — везде темно и пустынно. Ни огня в камине, ни включенного телевизора, ни брошенной раскрытой книги или журнала, поджидающих, когда вернется их читатель. Снова спустившись вниз, я увидел, что дядя Сол готовит нам ужин. Он поставил два прибора на кухонную стойку. Давно ли мы с Гиллелем и Вуди, сидя за этой самой стойкой и бурно подпрыгивая от нетерпения, тянули через нее свои тарелки сияющей тете Аните, а та, улыбаясь своему маленькому отряду, жарила прямо на широченном тефлоновом противне раблезианские горы оладий и яичницы с беконом из индейки?

За ужином мы разговаривали мало. Он почти ничего не ел. Единственное, про что он завел разговор, были «Балтимор Рэйвенс».

— Не хочешь разок сходить на матч? У меня есть билеты, но никому не интересно. Знаешь, они в этом сезоне в ударе. Я тебе говорил, что близко знаком с менеджерами «Рэйвенс»?