Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика

Другой сарацин, по имени Себреси, уроженец Мавритании, утверждал обратное, и говорил так: «Если после того, как мы убили султана, мы убьем короля, скажут, что египтяне самые дурные и вероломные люди на свете». А тот, кто хотел, чтобы нас убили, возражал: «И впрямь мы обошлись жестоко с нашим султаном, лишив его жизни; ибо мы нарушили заповедь Магомета, предписывающую нам оберегать господина как зеницу ока; и вот книга, где это записано. Но послушайте, — продолжал он, — следующую заповедь Магомета».

§ 373

Он перевернул лист книги, что держал, и показал им другую заповедь, гласившую: «Ради торжества веры убей врага закона». Итак, мы нарушили заповеди Магомета, убив нашего господина; но мы поступим еще хуже, если не убьем короля, какие бы гарантии мы ему ни давали; ибо это наихудший враг языческой веры, какой только есть».

§ 374

Наша смерть была почти решена: тот эмир, наш враг, что убедил всех нас убить, отправился к реке и что-то закричал по-сарацински тем, кто правил галерами; затем снял тюрбан с головы и подал им сигнал матросам. Те тотчас снялись с якоря и отвезли нас на доброе лье назад к Вавилону. Тогда мы поняли, что погибли, и было пролито много слез.

§ 375

Богу, который никогда не забывает своих, было угодно, чтобы к заходу солнца договорились нас освободить. Нас вернули, и наши четыре галеры причалили к берегу. Мы попросили разрешения сойти. Они же нам ответили, что не позволят, пока мы не поедим: «Ибо было бы позором для эмиров, если вы выйдете из заключения натощак».

§ 376

И мы попросили дать нам поесть; они ответили, что за едой отправились в лагерь. Еда, которую нам дали, состояла из пирожков с сыром, высушенных на солнце, чтобы не развелись черви, и крепко пропеченных в течение четырех или пяти дней яиц; и в честь нас их окрасили в разные цвета.

§ 377

Нас отпустили на сушу и мы отправились к королю, которого они доставили из шатра, где его держали, к реке; и с ним прибыло около двадцати тысяч пеших сарацин, опоясанных мечами. На реке близ короля стояла генуэзская галера, на палубе виднелся только один человек. Как только он увидел на берегу реки короля, он свистнул; и по звуку свистка с льяла галеры выскочили восемьдесят арбалетчиков в полном снаряжении, с поднятыми арбалетами, и тут же вложили в него стрелы. Едва сарацины завидели их, как обратились в бегство, подобно овцам; так что подле короля не осталось никого из них, кроме двух или трех человек.

§ 378

На землю перебросили доску, чтобы поднять короля, его брата графа Анжуйского, монсеньора Жоффруа де Саржина, монсеньора Филиппа де Немура[279]; маршала Франции, которого звали дю Мец[280], брата тринитария[281] и меня. Что до графа де Пуатье, то они держали его в заключении до тех пор, покуда король не выплатил им в качестве выкупа двести тысяч ливров, что он должен был внести, прежде чем выплыть из реки в море.

§ 379

В субботу после Вознесения[282], каковая суббота пришлась на следующий день после нашего освобождения, к королю пришли, чтобы просить позволения отбыть, граф Фландрский[283], граф Суассонский и многие другие знатные люди, захваченные в плен на галерах. Король сказал им, что как ему кажется, они поступили бы хорошо, если бы подождали, пока не будет освобожден его брат, граф де Пуатье. А они ответили, что не могут этого сделать; ибо галеры были уже готовы к отплытию. Они поднялись на свои галеры и отправились во Францию, и увезли с собой доброго графа Пьера Бретонского, который был так болен, что прожил после того только три недели и умер в море.

§ 380

Выплату начали производить в субботу утром и потратили на расчет всю субботу и воскресенье до самой ночи. Ибо деньги выплачивали по весу, и каждый вес был в десять тысяч ливров. В воскресенье к вечерне люди короля, производившие уплату, передали ему, что им еще недостает почти тридцать тысяч ливров. И с королем остались только король Сицилии, маршал Франции, брат тринитарий и я; а все прочие занимались выплатой денег.

§ 381

Тогда я сказал королю, что было бы хорошо послать за командором и маршалом тамплиеров (ибо магистр ордена погиб) и попросить их одолжить ему тридцать тысяч ливров, дабы освободить своего брата. Король послал за ними и сказал, чтобы я с ними об этом поговорил. Когда я им изложил просьбу, брат Этьен д'Отрикур, командор ордена тамплиеров[284], ответил мне так: «Сир де Жуанвиль, вы подали королю дурной и неразумный совет; ибо вы знаете, что мы принимаем вклады, давая клятву выдать только тем, кто их нам вручил»[285]. И достаточно было сказано злых и крепких слов между нами.

§ 382